Тереза Лири: Упавшая с небес

В гостиной жарко горел камин, и было очень душно, но Кларисса постоянно мерзла. Дуглас устроился в кресле подальше от огня. Мать присела на диван.

— Почему ты приехал без звонка? Обычно ты предупреждаешь о своем визите.

— Не знаю. Захотелось сделать что-нибудь незапланированное, — улыбнулся Дуглас.

Кларисса пронзительно посмотрела на него:

— У тебя есть что мне рассказать, сын, я вижу. Я тебя слушаю.

Да уж, от мамочки ничего не скроешь. Но если бы Дуглас был намерен скрыть от нее свои отношения с Анной, то спокойно остался бы дома. Он вздохнул и начал рассказ, опустив лишь некоторые подробности — незачем матери знать, что вначале он обманул бедную, потерявшую память женщину. Может быть, потом, когда-нибудь, он и расскажет, но не сейчас. Сейчас было стыдно. Дуглас осознавал свою слабость, но ничего не мог с собой поделать: он не мифическое совершенство и имеет право струсить. Совсем чуть-чуть…

Кларисса слушала с непроницаемым видом. Вот кто в семье лучше всех умеет держать себя: ни один мускул не дрогнет, ни единого намека на то, что за мысли вертятся голове. Дуглас не мог понять, осуждает его мать или нет. Он закончил свой рассказ и вопросительно взглянул на Клариссу:

— Что ты об этом думаешь, мама?

— В первую очередь, важно, что обо всем этом думаешь ты.

— Я уверен в том, что люблю Анну, и хотел бы видеть ее своей женой. Но мне не дает покоя вопрос о том, чего я лишаю моих детей, тебя.

— Что для тебя важнее — Анна или дети, которые вполне могут унаследовать от тебя равнодушие к древности их рода?

— Ты всегда учила меня: что бы ни случилось, я должен оставаться аристократом, это величайшая привилегия и величайшая честь. Но какой прок от этой чести, если она делает нас с Анной несчастными?

— Ты знаешь, что я не верю в любовь с первого взгляда, — сухо сказала мать. — Вашему знакомству нет и двух недель.

— Ты знала отца еще меньше, когда вы поженились.

— Верно, но у меня была другая ситуация. Наш брак был тщательно спланированным и общественно значимым, мы не дискредитировали себя в глазах общества. Ты же, судя по твоим словам, подумываешь о том, чтобы совершить непоправимое. Неужели ты забыл все, чему я тебя учила?

— Нет, я помню. — Дуглас начинал сердиться. — Именно поэтому я сижу здесь и спрашиваю твоего совета, иначе уже летел бы в Лондон.

— Ты должен понимать, что я этого не одобряю.

— Конечно.

— И ты все равно поступишь по-своему, что бы я ни говорила. Ты весь в отца. Он был чрезвычайно упрям.

Дуглас не был уверен, что поступит по-своему. Вступить в морганатический брак значило бы лишить чего-то и мать, а она чрезвычайно гордилась своим положением в обществе. Но он все время помнил об Анне, вспоминал ее взгляд, ее тихий смех, ее руки и прикосновения… Почему он так уверен, что это — навсегда, что он будет любить эту женщину до конца жизни? Разве можно знать это наверняка? Ему всего тридцать пять, возможно, он еще встретит другую женщину, подходящую ему по положению и происхождению… Но эта мысль, такая правильная, внушала Дугласу отвращение. Ему хотелось быть с Анной. Всегда.

Когда приходит настоящая любовь, ее нельзя не узнать.

— Да, мама, я поступлю по-своему, — вздохнул Дуглас.

— Имеет ли смысл попытка разубедить тебя? — поинтересовалась Кларисса.

— Боюсь, что нет.

— Ты должен знать, что я никогда не одобрю этого брака. — Мать сидела прямо, несгибаемо.

Да, у них с Анной будут проблемы, но даже это не могло остановить Дугласа. Он точно знал, чего хочет: он хотел Анну. А все остальное… останется просто всем остальным.

— Да, мама, я учту это.

Почему нельзя поговорить с нею, как с матерью, а не как с грозным наставником? Но Кларисса была такой всегда, и, наверное, уже никогда не изменится. Дуглас всегда немного побаивался матери, она была прежде всего воспитательницей, а уже потом — родным существом. С отцом у Дугласа было больше взаимопонимания. Отец бы, наверное, понял его: он сам был склонен к неожиданным жестам, часто шел на поводу у чувств.

— Мама… — начал Дуглас, но Кларисса жестом остановила его:

— Не надо лишних слов, сын мой. Я вижу, ты уже все решил. Ты граф Лоудон, и ты имеешь право решать, что делать со своим титулом, с титулом, что перешел бы к твоему старшему сыну. Но если однажды ты пожалеешь о принятом решении, дороги назад уже не будет. Четко ли ты это осознаешь?

— Да. — Дуглас чувствовал себя, словно перед судьей.

— Тогда поступай, как считаешь нужным.