Кэтти Уильямс - Соблазняй и властвуй

В конце концов Элизабет нашла выход и избрала своей тактикой скрытность. Например, при первой же возможности она отправлялась в город под предлогом прогулки по магазинам (которые на деле не интересовали ее ни в малейшей степени), а по возвращении тут же шла принимать ванну. Ужиная с мужчинами, она старалась быть максимально незаметной, съеживаясь, когда Джеймс начинал петь ей хвалы, и с облегчением выдыхая, когда наступало время с извинениями удалиться спать.

Стоило Элизабет задуматься об Андреасе, как в ее сознании стали возникать все новые и новые неприятные картины, и даже горячая вода не смогла в полной мере их прогнать.

Размякшая и раскрасневшаяся, она вышла из ванной, накинув халат на голое тело, и неожиданно обнаружила героя своих грез, в расслабленной позе скучавшего в дверях ее комнаты. Это было настолько неожиданно, что Элизабет несколько раз моргнула, уверенная в том, что это галлюцинация, вызванная ее живым воображением. И тут галлюцинация произнесла:

– Я стучал.

Элизабет густо покраснела и испепеляла его взглядом, пока он раздраженно не покачал головой. Он лениво двинулся в глубь комнаты, прикрыв за собой дверь, что заставило сердце девушки бешено заколотиться.

– Что вы здесь делаете? – не своим голосом произнесла Элизабет, нервно следя за каждым его движением.

Андреас никак не мог решить, веселит его ее испуг или раздражает. Впрочем, ее и до этого нельзя было заподозрить в теплых чувствах. Но он же постучал! А коль скоро никто не ответил, он мог спокойно войти. Андреас все равно не собирался позволять ей прятаться до тех пор, пока она не со благоволит выглянуть из норки – а это случилось бы только к вечернему чаю.

– Я хотел видеть вас, – произнес Андреас, – поэтому намеренно выбрал время, когда Джеймс отдыхает. Вы польщены? – Он с любопытством оглядел комнату. – Знаете, я столько лет жил здесь, а в этой спальне впервые. Довольно мило, только многовато пастельных тонов. И эта кровать с пологом… У Портии был прямо-таки талант выбирать безвкусицу. – Закончив инспекцию, он наконец обернулся к ней.

– Что вам нужно? – спросила Элизабет, изо всех сил пытаясь не думать о том, что у нее под халатом ничего нет.

– Как вам здесь нравится? – любезно поинтересовался Андреас, подойдя к эркерному окну и непринужденно присев на подоконник. – Мы так много говорили о Джеймсе и о том, как он идет на поправку, но почти не обсуждали лично вас.

– То есть вы вломились ко мне в комнату, чтобы спросить о том, нравится ли мне здесь работать? – Элизабет почувствовала прилив гнева: это было уже чересчур.

– Я никуда не вламывался. Я вежливо постучал и вошел, поскольку не дождался ответа. Если вы так переживаете по этому поводу, в следующий раз заприте дверь на замок.

– Я бы так и сделала, если бы знала, что вы поблизости, – пробормотала Элизабет.

– На самом деле ваша удовлетворенность работой – лишь одна из вещей, которые я хотел бы обсудить.

– И каковы же остальные? – Элизабет моментально забыла про халат, сосредоточившись на предмете разговора.

– Я был бы не против побеседовать прямо здесь, – лениво произнес он. – Но вам, вероятно, хочется переодеться. Я подожду в кабинете.

Она глубоко вздохнула, чтобы унять сердцебиение, и сдержанно кивнула.

– И даже не вздумайте оттягивать этот момент до пробуждения Джеймса. Или будить его самостоятельно, чтобы он вас сопроводил.

– Мне бы это даже в голову не пришло. Думаете, я не понимаю, насколько Джеймсу важен своевременный отдых?

– Конечно, вы это понимаете, – медовым голосом произнес Андреас. – Но я заметил, что в его отсутствие вы обычно не появляетесь. Словно вам неприятно мое общество. Хотя, возможно, я просто цинично отношусь к людям.

– Вне всякого сомнения, – произнесла Элизабет, и Андреас воззрился на нее в недоумении. – Вряд ли кто-то осмеливается вам это говорить, но вы и впрямь циничны. А это не самая приятная черта характера.

Джеймс как-то раз рассказал ей о личной жизни Андреаса – о «пустоголовых красотках», как он называл его подруг. Элизабет пришла к выводу, что Андреас ведет себя на любовном поприще так же, как и в делах, и никогда не остается с одной и той же женщиной достаточно долго, чтобы дать ей повод на что-то надеяться. Что же это, как не неприкрытый цинизм?

– Значит, не самая приятная черта? – повторил Андреас ее реплику.

Он давно пришел к выводу, что дипломатия не была ее сильной стороной, но такая откровенность задела его.