Елена Булганова: Мамина дочка

Я нашла ее в палате на двоих, одну-одинешеньку. Мама в своей обычной уличной одежде сидела на краю больничной койки, чуть сгорбившись, словно ее знобило, зажав ладони между коленями. Рядом на шерстяном одеяле стопкой лежали какие-то неказистые больничные вещи, кажется, байковый халат и сероватое полотенце. Мама улыбнулась грустно и немножечко виновато. Я постаралась принять как можно более бодряцкий вид.

— Вот видишь, загребли меня, — сказала мама.

— И очень хорошо, что так сделали! — сразу перешла я в наступление. — Ты же знаешь, что Леонид Анатольевич — замечательный доктор.

Мама отвернулась к окну.

— Знаю… Но, Симочка, давай поговорим серьезно…

Мама показала мне на соседнюю кровать, я машинально опустилась на матрас. Сердце мое стучало с перебоями.

_ Тебе не следует слишком надеяться, Сима, — просто сказала мама. — Я думаю, эта операция мне не поможет.

— Но почему?! — взвыла я.

— Ты помнишь, ко мне приходила мать Марка? — неожиданно спросила мама. — Ты еще встретила ее у лифта. Так вот, у нее был точно такой же диагноз, как у меня сейчас. В тот вечер она рассказала мне об этом.

Я этого не знала. От такого известия стало еще страшней. От собственного страха я закричала еще громче:

— Господи, мама, но ты сама помнишь, ты сама писала об этом, что несколько лет назад творилось в наших больницах. Не было ни лекарств, ни оборудования. Мама Марка вынуждена была поехать за границу, и, наверное, ей попался хирург, которому было все равно. А тебя Левитин обязательно вытащит… Он сказал мне, что не может быть никаких сомнений!..

Но мама замахала на меня руками:

— Сима, не делай из меня идиотку, у меня ведь не в мозгах опухоль. Я все это понимаю, как и то, что болезнь у каждого протекает по-разному. Не в этом ведь дело. Я не потому сейчас вспомнила ту женщину.

— А почему?

Мама помолчала немного, а потом сказала:

— Кажется, в последнее время я становлюсь суеверной. Такое совпадение просто не может быть случайным. Наверное, это наказание.

— Да за что тебя наказывать?!

— За то, что я обманула тебя, Сима, — четко проговорила мама. — Леонид Анатольевич Левитин к твоему рождению не имеет ни малейшего касательства.

Я дернулась, вскочила. На миг голову словно заложило ватой, я подумала, что сейчас упаду в обморок. Но этого почему-то не случилось. Тогда я выбежала из палаты. Помчалась по коридору, грохоча сапогами и не разбирая дороги. Все вокруг словно заволокла сизоватая дымка. Потом из дымки вынырнул какой-то белый силуэт, схватил меня за плечи.

— Девушка, что случилось! Больной плохо? Позвать врача?

Это с ближайшего поста примчалась медсестра. Ее вопрос привел меня в чувство. Да, сейчас было плохо моей маме, и все мои чувства и переживания не шли с этим ни в какое сравнение. Я отстранила медсестру:

— Нет-нет, все нормально. Я сейчас вернусь в палату.

И я вернулась. Мама сидела все в той же позе. Она вздрогнула при моем появлении. Кажется, не ожидала, что я вообще вернусь. Я склонилась над ней и произнесла деревянным голосом:

— Мама, все это не имеет больше никакого значения. Главное, чтобы ты снова была здорова.

— Послушай меня, девочка, — тут же перебила мама. И поднялась на ноги, решительная, непреклонная. — Я должна объяснить, почему так с тобой поступила… В тот вечер ко мне пришла эта женщина, Вероника. Она ничего не требовала, просто рассказала о своей болезни. Может, она и не собиралась говорить об этом, я первая спросила, как она себя чувствует. Она была такая бледная… В общем, она мне сказала, что ее единственная надежда — на госпиталь в Штатах, в том городе, где живут ее родственники, родители жены Марка. Это был очень умный ход. Я поняла в тот момент, что скажу тебе что угодно, лишь бы ты отлепилась от этого мальчика.

— Но, мама, — не веря своим ушам, прошептала я. — Неужели те люди в Америке не помогли бы матери Марка, даже расстанься он с Любой? И почему для тебя эта женщина оказалась важнее, чем я, твоя дочь? Как случилось, что ради чужого человека ты пожертвовала моей любовью? Ведь у меня была одна любовь, мамочка. На всю жизнь одна.

— Я тоже защищала свою любовь, — вскинув голову, отчеканила мама. — А моя единственная любовь — это ты, Сима. Да и Вероника тоже — она ведь не о себе, о сыне в тот момент пеклась. Не хотела, чтобы он из-за тебя попал еще в какие-нибудь неприятности. Я очень хорошо представляла себе, что произойдет дальше. Она скажет Марку о своей болезни, и он, как хороший сын, сделает из ее рассказа правильные выводы. Он не расстанется с женой хотя бы до того момента, пока не разъяснится ситуация с матерью. Но и тебя он забыть не сможет, станет метаться между тобой и женой, мучить обеих. Попытается объяснить тебе ситуацию, ты, конечно, все поймешь, будешь ждать, надеяться, все это будет тянуться годами… Я поняла, что рвать нужно сразу, решительно. Это все, что я могла тогда для тебя сделать.