Рут Валентайн - Фейерверк страсти

Прошлое… Арабиа окинула взглядом большую, богато и бестолково обставленную комнату, похожую на музей. Она и была своего рода музеем и еще чем-то походила на запущенный сад.

На стенах висели написанные Люси наивные и светлые миниатюры, а также мрачноватый портрет шестидесятилетней Арабии с попугаем на плече.

По всему помещению в беспорядке были разбросаны трофеи, привезенные Арабией из многочисленных путешествий: резные шкатулки, верблюжьи колокольчики, тарелки из пальмового дерева с перламутровой инкрустацией, какие-то диковинные раковины, на полу — на восточный манер — во множестве валялись кожаные пуфики с тисненым орнаментом и разноцветные подушки. Абажуры украшали длинные шелковые кисточки, похожие на цветные копья. Глядя на пестрые коврики, покрывающие узорный паркетный пол, Арабиа с ностальгией вспоминала шумные, пахучие, режущие глаз изобилием пыльные базары Багдада.

В огромной позолоченной клетке раскачивался на кольце истошно орущий попугай Ахмет. Рыжая кошка Джереми Уинтера частенько проникала во владения Арабии и умудрялась вздремнуть часок-другой на ковре под оглушительные вопли Ахмета. Однажды глупая птица в гневе тюкнула мощным клювом по статуэтке то ли дрезденского, то ли мейсенского фарфора. Естественно, безделушка разбилась вдребезги, но нахальная кошка и ухом не повела.

О каждой вещи в этой комнате Арабиа могла говорить часами, но, увы, слушателей не было. Что толку в богатом приключениями прошлом, если некому рассказывать об этом? Ее давно никто не хотел слушать. Арабии нравилось, чтобы ею восхищались, чтобы ловили каждое слово, нравилось одерживать верх, и не только в спорах. Ах, как прекрасно, когда на склоне лет тебя любят и восхищаются тобой. Если бы Люси…

Арабиа вздохнула. Зачем бередить раны? Что было, то прошло, она превратилась в одинокую старую женщину, в ее доме живут посторонние люди, жизнь внезапно стала скучной.

А с жильцами все же веселее. Абсурдно, когда пожилая женщина живет одна в трехэтажном доме с двумя-тремя слугами. Кроме того, слуг трудно удержать. Если бы дом не был таким большим и Ахмет не вопил целыми днями или Арабиа не носила бы причудливую одежду, более уместную на восточной женщине, чем на европейке… Все это смущало и отпугивало желающих пойти в услужение.

Тогда Арабии и пришла в голову блестящая идея сдать квартиры.

Она убивала сразу трех зайцев: получала энную сумму — деньги доставляли ей удовольствие, хотя она и не нуждалась в них, обретала компанию и одного из квартирантов пускала на условиях, что он будет выполнять обязанности прислуги.

Арабиа получила возможность познакомиться с разными людьми, иногда немного эксцентричными, как и она сама. Например, один художник, прежде чем съехать с квартиры, расписал стены своей комнаты вакхическими сценами.

Бальный зал заняла бедствующая дочь капитана королевского военно-морского флота, женщина бальзаковского возраста, Глория Беккер. Ее жалкие пожитки терялись в огромной комнате, и узкая кровать старой девы выглядела в этом помещении подобно одинокой бедуинской палатке в пустыне. Глория оставалась верной Арабии в течение вот уже пяти лет и великолепно справлялась с ролью служанки. Она охотно готовила и убирала дом в счет платы за жилье, к тому же была лишена ложной гордости. Забота о раздражительном и властном отце-инвалиде поглотила всю ее юность и все деньги, которые Глория рассчитывала получить в наследство. Теперь и у нее начал проявляться сварливый отцовский нрав, а Арабиа даже поощряла вспышки самодурства, просто чтобы хоть изредка развеивать скуку.

Но для того чтобы скрасить жизнь, оказалось недостаточно соседства иссохшей старой девы с вздорным характером. И в один прекрасный день Арабиа пришла к выводу, что не совсем удачно сдала квартиры. Исключение составлял Джереми Уинтер, который был ей по-настоящему симпатичен. Арабиа даже подумывала, что пора рассказать ему свою знаменитую историю о шейхе и десяти верблюдах и посмотреть, как юноша будет реагировать. Но вдруг она поняла, что устала и не хочет больше вспоминать эту историю. Жизнь пуста, как выжатый лимон, и больше не доставляет ей удовольствия. Арабиа превратилась в старую, никем не любимую, одинокую женщину.

В своей безалаберной бурной жизни она получила слишком много, и вот печальный итог. Это несправедливо. Даже у жалкой маленькой миссис Стенхоп со второго этажа, которая может только невразумительно нашептывать сплетни, есть любящий сын Даусон. Не слишком симпатичный, подслеповатый, лопоухий, но он привязан к матери и боготворит ее.