Наталья Калинина - Прошлые страсти

— Ну, ты не совсем права. Неужели ты хочешь сказать, что хотеть счастья пошло и глупо? А чего же тогда, скажи на милость, нужно хотеть, чтоб было возвышенно? Горя?

— Не петушись, Катя. Ничего я не хочу сказать. Только то, что сказала.

Катя внезапно сникает, точно из нее выпустили воздух.

— А тебе… вам прошлым летом хорошо здесь было? — едва слышно спрашивает она.

Анастасия поеживается словно от холода.

— Первую неделю. Точнее, пять дней. Потом у нас кончился запас вина. И что-то еще кончилось. Сперва у него. Я на первых порах поняла это только разумом, потому что мне еще два дня было хорошо. Я как бы отставала в своем развитии на два дня. Я от природы тугодумка.

— Вечность плюс-минус два дня. Фантастика. Двадцать первый век.

— А дальше он приревновал меня к Николаю Николаевичу. Потом кто-то из местных рассказал ему пикантную байку из моей юности. С неудавшимся самоубийством. Моим, как ты понимаешь. И он в нее поверил… В ту ночь я на самом деле была близка к самоубийству. Он же ушел на рыбалку. Поймал много рыбы, вернулся в приподнятом настроении и даже попросил у меня прощения.

— Простила?

Анастасия едва заметно кивает.

— После размолвки, а тем более скандала, любишь как-то особенно страстно. Как после долгой разлуки, — мечтательно говорит Катя.

— Мы жарили во дворе рыбу, пили какую-то кислятину, заменяющую алкоголь тем, кто в нем не нуждается. Ну и так далее. Но ведь я ничего не забыла. Ничего. Хотя простила его. Это страшно — все помнить. Правда?

— Главное простить. Память — это что-то вроде условного рефлекса. Вспоминаешь, когда…

— Ты права, — торопливо перебивает Катю Анастасия. — Но потом появилось слишком много этих «когда». Особенно после того, как мы вернулись в Москву. Помню, как-то я позвонила ему, хотела сказать что-то очень важное для нас обоих. Но мой звонок оказался не ко времени. И я с тех пор дала себе слово не проявлять инициативу, во всяком случае, не звонить первой.

— Очень умно. А еще говоришь, что ты тугодумка.

— Тем более, что больней всего может ранить именно тот, кого считаешь избавителем от всякой боли. Думаю, тебе это знакомо.

— Да уж. Кому-кому, а мне это знакомо. И не только это.

— Одним сказанным невпопад словом, интонацией, тем, что опоздал на каких-то пять минут и так далее…

— И все равно, Настек, ты такая счастливая. Он… он какой-то…

— Какой?

— Сама знаешь — какой. С таким хочется бросить все и умчаться в волшебную страну. Неужели ты не понимаешь, какая ты счастливая?

— Понимаю. Но во второй раз мне было бы скучно в этой стране. Я даже понравившийся фильм редко смотрю второй раз.

— А если он приедет, ты будешь…

— Он не приедет.

— Ну, а если?

— Сейчас уже не может быть этих «если», в которые я совсем недавно верила безоглядно. Потому что они на самом деле часто сводили нас вместе. Сейчас в наших отношениях настала иная пора. — Понижает голос до шепота. — Страдательная.

— И ты бы не хотела, чтоб он приехал?

— Нет. Я бы этого не хотела.

Лариса внезапно вскакивает с кровати. У нее в руках зажженная свеча. Она выделывает какие-то странные па, задирает ноги выше головы, ставит свечку на лоб, подпрыгивает, ходит на руках, зажав свечку во рту, потом опять вскакивает.

— Спешите! Спешите! Последнее представление! Покупайте билеты, пока не поздно! Через час мы улетаем на своем блюдце на Венеру. Мы хотели спасти Землю, но она безнадежна. На ней гибнут птицы, цветы, звери. На ней гибнет любовь. Ваш мир черен, ваш мир разумен, ваш мир безобразен. Вы обуздали страсть, вы многого достигли благодаря этому. Но расплата грядет — и она будет горька!

— Послушай, ты, вгиковское дитя, это же плагиат. Это из Фицджеральда: «Обуздай страсть — и ты многого достигнешь». Сам же он сполна насладился своей страстью к Зельде.

— А ты помнишь, как это начиналось и чем кончилось? — неожиданно спрашивает Анастасия.

— А у нас с тобой? Чем у нас с тобой все кончится? Спокойной пенсионной старостью? Внуками?

— Настеньке это не грозит. Спокойная пенсионная старость и все остальное. Настенька такая непохожая на всех. Потому что она у нас самая умная. Умным людям не нужна любовь. Любовь — удел глупых, наивных, доверчивых, чувствительных, сентиментальных, пошлых, банальных. Удел умных — страдание.

Лариса возобновляет свой странный танец.

— В таком случае пускай я буду трижды, нет, четырежды дура, — говорит Катя.

— Всех посчитала? — спрашивает Лариса, не прекращая своего танца.