Наталья Нестерова: Между нами, девочками

— Я тебе постелю, — подхватывается Лиза. — О, бедный! Бедный ребенок!

Так, все складывается лучше, чем я ожидала. После оздоровительного сна я получаю полдник в виде горячих блинчиков с медом и холодного молока, потом купаюсь в речке и даже помогаю Лизе пересаживать цветы, несмотря на ее отказы и мой «чудовищный токсикоз».

Лиза виновато признается, что, пока я спала, она сбегала на почту и отбила моим родителям телеграмму на адрес их дома отдыха. Текст был гениальным по причине экономии знаков препинания: «Ваша дочь беременна директором школы целую лиза».

Я тяжело вздыхаю и одобряю ее мужественный поступок:

— Ты поступила как настоящий друг. Все равно бы мне пришлось сдаваться.

Двух Лизиных «котиков», Гришу и Федю, я до ночи не видела. Оказалось — громадные котяры, которые целыми днями охотятся и домой только ночевать приходят. Лиза внимательно следит, чтобы форточки в доме были открыты — «котики» в них запрыгивают.

Поклонник Родион Сергеевич и его отпрыск Славик мне решительно не приглянулись. Родион Сергеевич толст, лыс и обильно потеет. Он подобострастно смотрит на сына и покровительственно на Лизу. Нашел дурочку, которая ему борщи будет варить и носки стирать. Славик, мой ровесник, тоже сволочь заносчивая. На меня даже не глянул. Не забыть бы при случае его папаше намекнуть, что Славик гомик.

Лизу колбасит от волнения: носится, не знает, куда их посадить, чем угостить и как развлечь.

— Ты обещал мне рыбалку, — гундосит Славик.

Это он к отцу обращается. Но в его сторону не глядит. Славик вообще ни на ком взгляд не останавливает, в глубь себя, любимого, смотрит. Со слов Лизы я знаю, что после развода родителей Славик с матерью живет. А Родион Сергеевич у него отец приходящий.

Они берут снасти и уходят на речку.

Лизку страшно жалко. До такой степени, что вместе с ней готовлю обед и убираюсь в стерильно чистом доме.

— Неужели ты влюблена в потного Родиона Сергеевича? — выспрашиваю.

— Одной тоже плохо, — уходит она от прямого ответа.

— Так выйди замуж за крепкого, молодого, здорового мужика.

— Думаешь, легко?

— Плевое дело!

— Вот такие мысли тебя до трагедии и довели. Как подумаю, Катенька, о твоем будущем, сердце кровью обливается.

— Почему? — Я уж забыла, что ей наплела.

— Тебе еще в куклы играть, — тяжко вздыхает Лиза, — а скоро сама мамой станешь.

Насчет кукол Лиза права, играть я с ними люблю. Но, с другой стороны, хотя физиологически пребываю в возрасте Джульетты, по умственному развитию опережаю всех героев Шекспира, вместе взятых.

— Хорошо учишься? — спрашивает Лиза.

— Отлично. У меня ай-кью зашкаливает.

— Другое место у тебя зашкаливает, — говорит она не с осуждением, а с доброй печалью.

Супервумен, то есть отличная тетка! Почему мама раньше нас не познакомила? Я бы Лизу быстро наставила на путь истинный. У меня от бабушки страсть вмешиваться, куда не зовут, и давать советы, которых не просят. Но еще не все потеряно.

— Есть у тебя, — допытываюсь, — в группе детишки разведенных родителей, которых папаши забирают?

— Колю Сидорова по пятницам папа берет, а Настеньку Хворостовскую отец по понедельникам приводит, — послушно перечисляет Лиза, не понимая, куда я клоню.

— Какие они из себя?

— Коленька непоседа, а Настенька…

— Я про отцов спрашиваю.

— Колин папа тренер по плаванию, — гордо произносит Лиза, словно имеет отношение к его спортивным рекордам.

— Значит, так. Со следующей недели начинаешь Сидорову его ребенка нахваливать. Мороси без остановки. Если у мужчины есть наследничек, не обязательно искать путь к сердцу через желудочно-кишечный тракт. Знаешь, скольких я отвадила, которые под папу клинья забивали? И маму всегда предупреждаю: «Тетя Юля сказала, что я хорошая девочка. Держи ухо востро!»

— Катя, иногда ты так выражаешься! Я тебя не понимаю.

— Не важно. Как говорит моя бабушка, можешь меня не слушать, но сделай, как я говорю.

Похоже, какой-то позитивный процесс в башке у Лизы пошел, потому что она спросила:

— А как же Родя? Родион Сергеевич?

— Не парься!

— Что?!

— Отпадет пиявка, я тебе обещаю.

Рыбаки вернулись с позорным уловом — три рыбешки меньше моей ладони. Вдобавок гости обгорели, причем не по-родственному, а в разных местах. У Родиона Сергеевича распухли и покраснели уши, а у Славика нос превратился в панцирь вареного лобстера.

Отца я деморализовала после сытного и вкусного обеда. Родион Сергеевич развалился в тенечке на шезлонге. Пузо поудобнее расположил и пыхтит, подремывая. Подхожу и на чистом глазу, проникновенно, насколько хватает актерского мастерства, заявляю: