Вера Армстронг - Гранит и бархат

— Ну, разумеется — Мэг сразу же вышла из комнаты, а Селина заявила:

— Я отвезу их в больницу. Тебе нет необходимости еще раз туда ехать сегодня.

— Боже, какая забота, — протянул Доминик, глядя на нее холодными серыми глазами. — В конце концов до больницы всего пятнадцать километров, — сказал он язвительно и перегородил ей выход из комнаты. — Думаю, что для всех будет лучше, если ты останешься дома.

— Да неужели? — огрызнулась Селина с вызывающим видом и открыла сумку, чтобы достать ключи от машины. Доминик с чрезвычайным удовольствием сообщил бы родителям, что она даже не побеспокоилась, чтобы навестить своего дядю.

Во многом он был ужасно инфантильным. Он хотел быть единственным светом в окошке для своих родителей, верил, что является для них центром этого мира, и мысль о том, что Селина может что-то отнять у него, была для него нестерпима. Ему очень не нравились те теплые отношения, которые существовали между ней и его отцом, и он был не в состоянии понять, несмотря на свой возраст, что эти отношения отнюдь не лишают его отцовской любви.

С мстительным выражением на узком лице он стоял спиной к двери, загораживая ей проход, и в его словах прозвучала злоба:

— Ты и так причинила ему слишком много неприятностей. Один твой вид напомнит ему, что именно вызвало этот приступ, и еще не известно, чем все кончится.

— Неприятности? — она выделила это противное слово, румянец, вызванный возмущением, сошел с ее щек, лицо побледнело, в глазах мелькнуло недоумение. — О Чем ты говоришь, черт подери? Что я такого сделала, по-твоему?

Много лет назад, когда они вместе росли, Доминик всегда старался переложить на нее всю вину за детские шалости. Если ему удавалось представить ее в дурном свете перед родителями или друзьями, он был безмерно счастлив. Она уже научилась не обращать на это внимания, лишь пожимала плечами, зная, что его наговорам практически никогда не верят.

И сейчас было похоже, что он принялся за старое, но на сей раз ситуация была совсем другой. Это не было какой-то мелочью, типа разбитой безделушки или окна, или пропажей нескольких пенсов из кошелька матери. Здесь дело было нешуточным. Преднамеренно она никогда не доставила бы неприятностей людям, воспитавшим ее и заботившимся о ней.

— Что я такого сделала? — требовательно спросила она, и он ворчливо ответил:

— Эта записка, которую ты ему оставила. Он и дочитать ее не успел, как потерял сознание.

— Ой, да ладно тебе! — Селина почувствовала облегчение. Она-то ломала себе голову, стараясь вспомнить, что именно могла она натворить, чтобы так сильно расстроить Мартина. — Это была обычная телефонограмма. Я просто передала ему то, о чем меня попросили. Если бы ты первый поднял трубку, то сделал бы то же самое. Это просто совпадение.

— Черта с два! — рявкнул он, повернувшись к ней своим длинным носом. — Если бы я говорил с Тюдором, то припугнул бы его законом и не подпустил бы и близко к нашему дому. И не сказал бы отцу, что у того хватило наглости звонить. Больному человеку не говорят, что его враг собирается навестить его!

— Враг? — Она почувствовала, что повторяет его слова, но ничего не могла с собой поделать. И ничего не поняла из его слов. У Мартина во всем мире не было ни единого врага, в этом она не сомневалась. Она в жизни не слышала ни о каком Адаме Тюдоре до сегодняшнего вечера… Или слышала? Ее густые брови нахмурились, она потрясла головой, чтобы привести в порядок мысли, и ее двоюродный брат продолжал:

— Конечно. Этот человек — мерзавец. Вечно выклянчивает подачки. Как только он повидается с отцом, так тут же обведет его вокруг пальца — спроси у мамы, если не веришь.

Селина прикусила губу. Она поверила ему. Его голос звучал достаточно убедительно, и она сказала виновато:

— Я не знала. Если у Мартина есть враг, меня надо было предупредить. Откуда мне это знать, если никто мне ничего не говорил?

— Вообще-то конечно, — Доминик отошел от двери, очевидно, передумав обвинять Селину, а затем неожиданно сочувственно обнял ее за плечи. — Мне не следовало обвинять тебя, но я был расстроен. Адам Тюдор — не тот человек, о котором мы вели разговоры. Так что… — он взял ключи от машины из ее рук и положил их в сумку, — при данных обстоятельствах будет лучше, если ты останешься дома. Дай отцу время оправиться от шока после получения этой записки. Завтра все встанет на свои места. А когда придет Тюдор, можешь высказать ему все. Если тебя завести, ты можешь на любого нагнать страху! Но если тебе придется встретиться с ним, то ты должна кое-что знать и понять, что больше ни с кем на эту тему разговаривать нельзя. — Он устало улыбнулся и еще раз обнял ее за плечи. — Как я тебе уже говорил, этот человек — наглый мерзавец, и если бы он смог сделать так, чтобы против отца — против всех нас — возбудили дело о несостоятельности, он бы сделал это. Конечно, он не сможет этого сделать, тут я начеку.