Вера Армстронг - Гранит и бархат

Однако времени переодеваться уже не было. Если он будет болтаться и гостиной в ожидании ее выхода, то, чего доброго, подумает, что она специально старается подготовиться к его приходу и навести лоск, чтобы понравиться ему.

Когда она услышала звонок, сердце подпрыгнуло в груди. Мэг уже шла по мягко освещенному холлу, чтобы открыть дверь. Селина еще никогда не чувствовала себя столь одиноко, но была полна решимости не показывать этого и, спускаясь по лестнице, высоко держала голову, глядя куда-то вдаль чуть выше левого плеча гостя. Бесцветным голосом она обратилась к домоправительнице, прежде чем он успел открыть рот:

— Мэг, возьмите пальто у мистера Тюдора. Мы сядем за стол через полчаса.

Его мягкая дубленка была запорошена снегом. Она проводила глазами Мэг, когда та несла ее к дубовой вешалке у входной двери, и решила использовать холодную погоду в качестве предлога для того, чтобы, не глядя ему в глаза, заявить:

— Мы будем ужинать здесь. Погода не располагает куда-то ехать. — И тут же мысленно обругала себя за то, что вообще стала искать какой-то предлог.

Она почувствовала унизительное смущение, когда он протянул своим бархатным голосом, в котором слышалась насмешка:

— Успокойтесь. Эта идея мне нравится. Меня не приходится уговаривать поужинать с красивой женщиной наедине.

Значит, этот самоуверенный нахал считает, что она решила принять его у себя, чтобы побыть с ним наедине! Наглость его безгранична!

Она отвернулась, чтобы он не заметил, как вспыхнуло ее лицо, и направилась в столовую. К тому времени, как Селина прошла туда, велев предварительно Мэг подложить дров в камин и задернуть темно-красные бархатные гардины, чтобы отгородиться от вьюжной темноты, она уже успела взять себя в руки. И в ее глазах была холодная насмешка, когда она поставила его на место, отрезав:

— Не обольщайтесь. То, что я хочу вам сказать, лучше сказать без свидетелей. Кроме того, я не собираюсь утруждать себя, отправляясь с вами невесть куда. Херес?

Она заметила, как сузились и потемнели его глаза, гневно сжались губы, напряглось все его тело. Значит, ее намеренная грубость задела его за живое. В это мгновение она почувствовала неожиданную радость от возможности уязвить его.

Однако это недостойное чувство длилось недолго, потому что его сменило совсем другое: что-то темное и низкое вдруг ожило в ней, вцепившись кривыми ядовитыми когтями в каждую ее жилку, в каждый нерв и заставив ее содрогнуться всем телом, когда он произнес сквозь зубы, четко и грозно:

— Черт побери, ты напрашиваешься на это. — Два энергичных шага, и он оказался рядом с ней. Испугавшись его горящего гневного взгляда, она отвернулась и стала нервно поглаживать тонкими длинными пальцами прохладный шершавый хрусталь графина с хересом. Он схватил ее за плечи и резко повернул к себе, в голосе его послышалась неприкрытая насмешка:

— Существует много способов укротить дикую кошку, — и прижался к ее рту своими твердыми и грубыми губами.

Неистовство его поцелуя заставило ее отпрянуть, однако она была сжата железным обручем его рук. Каждая клеточка ее тела горела огнем при соприкосновении с этим мощным мужским торсом. Ранее она не испытывала ничего подобного, и когда его язык проник во влажную мякоть ее рта, ее разум полностью отключился, работали только чувства. Она испытывала мучительный восторг, отвечая на его поцелуй, тело ее, ставшее гибким и податливым, сливалось с его телом по мере того, как его губы становились мягче и нежнее, все еще оставаясь неистовыми, но уже другими, пьянящими и дурманящими.

Ей пришлось прильнуть к нему, чтобы не потерять равновесия. Руки ее проникли под его пиджак, сквозь накрахмаленную рубашку она ощущала тепло его тела, и оно тревожило и волновало ее…

Так сильно, что, когда он оторвался от нее, она с трудом дышала, делая короткие судорожные вдохи. Сердце ее бешено заколотилось, глаза затуманились, и она с трудом различала его горящие зеленые глаза, обрамленные густыми ресницами, когда его взгляд оторвался от ее раскрытых опухших губ и скользнул к шее, на которой учащенно билась жилка, затем еще ниже — к двойному холмику груди, соблазнительно поднимающему мягкую ткань ее платья.

Его пальцы медленно проследовали по тому же маршруту, который только что проделали его глаза. Селину целиком захлестнула безудержная волна возбуждения, когда его длинные умелые пальцы, вызывая огонь во всем теле, скользнули вниз по шее в вырез платья и стали мягко и медленно очерчивать круги вокруг напрягшихся сосков, совершенно лишив ее способности рассуждать. Она совсем забыла о том, где находится. Впрочем, это было ей сейчас безразлично.