Хайди Райс - Легкомысленная соблазнительница

Сделав еще один глоток краденой колы, Картер окинул Джину немигающим взглядом, и по ее телу побежали мурашки.

Она облокотилась о дверной косяк, подавив в себе желание выпрямить спину так, чтобы продемонстрировать свои шикарные груди самым выгодным образом.

«Сосредоточься, Джина, – приказала она себе. – Ты здесь не для того, чтобы флиртовать с парнем. А для того, чтобы поведать ему кое-что о женской эмансипации».

– Ну и манеры, вам палец в рот не клади, мисс, – произнес он низко, растягивая слова, которые лились медленно и обольстительно, будто патока, но в то же время таили в себе намек на непреклонность и осуждение. – Мой папа дал бы мне хорошего пинка под зад, если бы я использовал подобный язык в присутствии леди.

– Что ж, тогда нам с вами очень повезло, что вы не находитесь в присутствии леди, – съязвила Джина. Картер Прайс был не просто красавчиком, а еще и женоненавистником, фанатиком контроля. Но Джина ни за что не позволила бы ему командовать собой. Она тоже смерила его взглядом и продолжила: – Потому что я не горю желанием видеть, как то, что представляется мне исключительно симпатичным задом, получит хорошего пинка – если, разумеется, этот пинок дам не я.

«Ну-ка, посмотрим, нравится ли тебе быть сексуальным объектом, пижон!» – мстительно подумала Джина.

Две темные брови изогнулись, и она испытала колоссальное удовольствие от осознания того, что шокировала его. Джина Каррингтон не была какой-то там жеманной южной мисс, готовой подчиняться диктату мужчины. И чем скорее Картер Прайс уяснил бы это, тем лучше. Но радужные оболочки его глаз потемнели, а краешки губ дернулись. И у Джины появилось странное ощущение, что она, возможно, немного недооценила его.

– И почему у меня такое чувство, будто ваш папа недостаточно часто давал пинка под… – он помедлил, демонстративно глядя чуть пониже ее талии, – под то, что представляется мне исключительно симпатичным задом?

Хотелось бы Джине возмутиться, но, к несчастью, она не чувствовала себя оскорбленной. Скорее сбитой с толку приливом желания, заставившим напрячься соски под бюстгальтером. Ее попка запульсировала от воображаемой порки.

– Вы очень проницательны, мистер Прайс. Мой отец никогда меня не бил, – сообщила Джина со всем своим достоинством. Впрочем, в ее тоне уже слышались мурлыкающе-завлекающие нотки. – Потому что знал: он лишится руки, если хотя бы попробует.

– По мне, так рука – слишком ничтожная цена, если речь идет о том, чтобы прививать хорошие манеры своему ребенку.

На сей раз возмущение хлынуло без проблем, а сексуальная горячка сошла на нет.

– Если вы действительно считаете, что бить ребенка или женщину менее отвратительно, чем проявлять дурной тон, тогда рука – далеко не единственное, что вы заслуживаете потерять.

Картер напрягся, его чувственные губы застыли, и Джина поняла, что шокировала его до глубины души.

– Вы неправильно меня поняли, мисс…

– Каррингтон. Джина Каррингтон.

– Мисс Каррингтон. За всю свою жизнь я ни разу не ударил ребенка или женщину и никогда не сделал бы этого. Я уважаю женщин.

– Этому ваш папа тоже учил вас своими пинками? – Теперь ее слова так и сочились презрением.

Но вместо самодовольного «да», которое Джина ожидала услышать, что-то мелькнуло в его лице, словно она пересекла какую-то запретную черту.

Он вцепился пальцами в раковину и пригвоздил Джину к месту взглядом, от которого ей стало не по себе.

– Похоже, у вас ко мне какие-то претензии, мисс Каррингтон. И поскольку я впервые имею удовольствие оказаться в вашей компании, мне хотелось бы знать, почему!

Он не ответил на вопрос, но Джина не стала настаивать.

– Я услышала, как наверху вы вынуждали Марии делать то, что хотите вы. Не то, что хочет она. Ей восемнадцать лет, и она в состоянии отправиться с нами в путешествие на машине. Как я понимаю, вы все равно уедете в медовый месяц, так почему она должна сидеть в Саванне и бить баклуши, вместо того чтобы развеяться с нами?

Мрачная линия его губ стала тонкой, мускулы его челюсти сжались.

– Значит, ваши «образцовые» манеры включают в себя подслушивание?

– По всей видимости, так. – В самом деле, какое ей дело до того, что какой-то ханжа с юга думает о ее манерах? – И раз уж пошел такой разговор, в жизни есть вещи и поважнее образцовых манер. Позволить своей сестре следовать велению сердца – одна из них.

– Ехать в путешествие на машине со всеми вами – дерьмовая затея, не имеющая ничего общего с велением ее сердца!