Маргарет Мур - Двенадцатый день Рождества

Сэр Уилфрид покачал головой.

— Не знаю. Однако, каковой бы ни оказалась причина, сей благородный юноша мне нравится. — Он шутливо потрепал Жизель по щеке. — От тебя многое зависит, девочка моя. Дай ему шанс, хорошо?

Рассказ дяди отрезвил Жизель; она поняла, как мало знает о Майлсе Бакстоне. В сущности, почти ничего. Подумав, она кивнула:

— Хорошо, я постараюсь.

Уже наступил вечер, а Жизель все еще терзали сомнения. Что все-таки движет Майлсом? Почему он хочет жениться на ней? Ведь не мог же он забыть ужасный опыт супружеской жизни своих родителей? Да и сама Жизель ясно дала понять, что не слишком лестного мнения о нем…

От намерения как можно дольше не вступать в брак она, конечно, не отказалась, но все же решила побольше узнать о сэре Майлсе, однако при этом никоим образом не потворствовать ему в попытках ухаживать за нею.

К ее разочарованию, сегодня Бакстон не сел за главный стол на возвышении. Когда началась трапеза, он расположился за столом для низших сословий, где отведено было место актерам, и сразу же вступил в оживленную беседу с Мэттью и другими лицедеями.

Посланный рыцарем слуга подошел к Жизель и шепотом сказал, что благородный сэр Майлс будет ужинать с актерами, если, конечно, миледи не имеет ничего против.

Против? Естественно, она против! Сэр Майлс принадлежит к числу высокочтимых гостей, и остальные — а самое главное, ее дядя — могут поставить ей в вину, что она не выказала ему должного уважения. Поступок Майлса больно ранил ее, она чувствовала себя оскорбленной. Странные у него представления! Неужели надеется завоевать ее любовь, поставив перед всеми в неловкое положение?

Слуга смиренно замер за ее креслом, ожидая ответа хозяйки. Жизель с улыбкой кивнула и отпустила его.

Хорошо хоть, что день прошел без осложнений, да и сейчас гости довольны угощением, а музыканты играют сверх всяких похвал; в воздухе витает дурманящий аромат корицы и печеных яблок, которые повара добавляли в эль и вино.

Жизель обвела глазами зал. Все было в порядке. Гости ели и пили, слуги бесшумно сновали между столами. В противоположном конце зала, у очага, в котором горело рождественское полено, блаженно растянулись сытые борзые, похожие в эту минуту на своего хозяина: сэр Уилфрид сидел рядом с Жизель и подремывал, опустив отяжелевшие веки.

В центре зала танцевали человек десять гостей, среди которых особым старанием отличался сэр Джордж де Грамерси. Мэттью и остальные участники труппы ушли готовиться к представлению, но куда подевался Бакстон? За столом, где он сидел прежде, его не было. Поразмышляв с минуту, Жизель решила, что это не должно ее волновать. Не хочет смотреть выступление актеров — не надо.

Устало вздохнув, она собралась было попросить у дядюшки разрешения покинуть зал перед тем, как появятся лицедеи. Продукты для бедняков приготовлены заранее, и теперь было бы неплохо подняться в покои и немного передохнуть.

Но Жизель не успела обратиться к полусонному сэру Уилфриду: музыканты заиграли торжественный марш и перед оживившимися гостями предстал Мэттью, одетый в длинную красную мантию, отороченную по подолу мехом горностая. На лице его красовалась окладистая белая борода из пакли, в руке — посох.

— Святой Николай! — в один голос воскликнули леди Елизавета и ее неразлучная подруга леди Алиция.

Затем вошел Питер в образе молодой девушки, под руку с актером, который, как догадалась Жизель, изображал ее жениха. Вскоре он исчез, и «девушка» заломила руки, старательно показывая, как невыносимо она страдает.

Сэр Уилфрид открыл наконец глаза, выпрямился в своем кресле и громко возвестил:

— Это о святом Николае и трех сестрах!

Жизель скептически усмехнулась. Притча о том, как добрый святой одарил живущих в страшной нищете сестер богатым приданым, дабы им не пришлось торговать собой на ярмарочных площадях, как нельзя лучше подходила для рождественского представления, однако Жизель предпочла бы, чтобы Мэттью выбрал какую-нибудь другую пьесу, где бы не затрагивалась тема приданого или свадьбы.

Тем временем в зале появилась еще одна пара, также изображающая влюбленных. И снова последовали разлука и горестные страдания, за чем внимательно наблюдал святой Николай, в величественной позе стоявший поодаль.

Выход третьей сестры ознаменовался всеобщим оживлением и откровенными взглядами в сторону Жизель, и она мгновенно поняла почему: причина крылась не в том, что «девушка», в которой легко узнавалась сама Жизель, вела себя чрезмерно суетливо, всем своим видом показывая, что она рачительная хозяйка, а в том, что играл ее не кто иной, как доблестный сэр Майлс Бакстон.