Элизабет Харбисон - Мой милый фото… граф!

— Хотите что-нибудь купить, мэм? — буквально налетел на нее киоскер.

— О, да, конечно. — Эмма принялась было рыться в сумочке, но вовремя вспомнила, что не успела обменять деньги. — Ой, извините, у меня нет наличных.

Под суровым взглядом продавца она протянула ему газету.

— Добро пожаловать в Англию, мисс Лоуренс, — пробурчала она себе под нос и зашагала прочь, пытаясь представить себе графа Паллизера.

Она не получила ответа на свое письмо до отъезда, поэтому немного нервничала. Эмма надеялась, что граф окажется добродушным пожилым человеком, который будет рад показать ей сады своего поместья. Однако постепенно его облик в ее воображении стал меняться, и граф начал представляться ей занятым, гордым человеком средних лет, дэнди, который выбросит ее письмо в корзину, как только получит, игнорируя ее американскую простоту и даже не соизволив прочесть, от кого письмо.

Может, он даже спросил Джона об этом деле, поскольку она упомянула в своем письме о его книге. Джон всегда так неопределенно писал о графе… Однако она надеялась на лучшее.

Эмма улыбнулась — наконец-то встретит Джона. Эта мысль ее взволновала. А вдруг он будет разочарован, когда увидит ее? Ведь она не знала, какой он ее себе представляет. Вдруг он ожидает увидеть высокую, стройную блондинку калифорнийского типа? Если так, то он будет удивлен.

Эмма не была худой. У нее были вполне ординарные черты лица, карие глаза, прямой, чуть широкий нос, обычная улыбка. Для своих пяти футов она выглядела неплохо, но особой стройности в своей фигуре никогда не замечала.

Она вообще не задумывалась всерьез о своей внешности и, пожалуй, была вполне довольна ею. Ничего выдающегося, зато и не уродина. Внешность не играла в ее жизни серьезной роли. Тем более что они с Джоном уже были хорошими друзьями и вовсе не думали, что их отношения могут развиться в нечто большее. Влюбляться никто не собирался.

Это-то и было самым главным в их отношениях. Они нравились друг другу такими, какие они есть на самом деле, а не из-за внешних данных или социального статуса.

Их отношения поэтому и были — Эмма поискала слово — честными. Вот, правильно. Эти отношения самые честные в ее жизни.

Двухдневный симпозиум по медицине двадцать первого столетия показался Эмме длиной в два года. Она испытывала сильнейшее желание покончить наконец с делами и встретиться с Джоном. В первый день после симпозиума, вернувшись в отель, она почувствовала жуткое разочарование: на ее имя не было никакого сообщения. Позвонить Джону она не могла просто потому, что у нее не было его телефона. Эмма попыталась было еще раз через справочную разузнать его номер, но оператор ответил ей то же самое. Просмотр телефонной книги тоже не дал никаких результатов. Она не получала от Джона известий с тех пор, как отослала последнюю открытку, где сообщала о своем приезде. Может, он вообще не знает о том, что она приехала в Лондон?

Весь следующий день на симпозиуме она никак не могла сосредоточиться, думая, что делать, если сообщение от Джона все-таки не придет. В принципе у нее есть его адрес, так что на самый худой конец она всегда может оказаться на пороге его дома, во ведь на самом деле ей этого совсем не хотелось. Эмма не любила сюрпризов, ни по отношению к себе, ни по отношению к другим.

Когда наконец доклады закончились и симпозиум подошел к концу, она в нетерпении выскочила из зала и помчалась брать такси, не заботясь о денежных расходах.

Служащий отеля подозвал ее сразу, как только она вошла в дверь.

— Для вас сообщение, мисс, — сказал он, понимающе улыбнувшись.

С первого дня своего приезда Эмма не переставала по нескольку раз в день спрашивать, не было ли сообщений на ее имя.

Клерк бросил на нее взгляд поверх блестящих очков и передал свернутый лист желтой бумаги.

Она задержала дыхание, пока разворачивала его. Сообщение гласило: «В четыре часа десять минут вечера звонил Джон Тронхилл: «Не согласитесь ли поужинать со мной сегодня вечером?» В конце записки красовался номер телефона. Наконец-то!

Она повернулась к клерку узнать, можно ли воспользоваться его аппаратом, но он опередил ее.

— Телефон в вашем распоряжении, — проговорил он, деликатно отвернувшись, и начал разбирать письма. Эмма могла говорить свободно.

Дрожащей рукой она набрала номер. Услышав в трубке голос, заволновалась еще больше. Она хотела что-то сказать, но во рту неожиданно пересохло, и она только промычала что-то невразумительное, потом откашлялась и сказала уже более твердым голосом: