Мэри Хупер - Падшая Грейс

Паровоз загудел, поезд содрогнулся и вильнул в сторону, поворачивая, и Грейс схватилась за оконную раму и не разжимала пальцев, пока весь состав не прошел поворот. Затем она распахнула двери вагона, в котором перевозили гробы, и вошла внутрь.

Окон там не было, и мрак рассеивали только две свечи, горевшие в светильниках на стене, так что Грейс пришлось подождать, пока глаза привыкнут к темноте. Когда это наконец произошло, она заметила, что вагон разделен на три секции, в каждой из которых находились ряды узких железных полок, а на них стояли гробы. Даже при таком тусклом освещении разница между богатыми и бедными была очевидной, поскольку гробы бедняков были сделаны из древесных отходов, а карточки с именем покойника заполнены от руки, в то время как гробы богачей были из прекрасно отполированного дерева, украшенного ручками, каемкой и гравированными табличками — все из бронзы или серебра.

Грейс направилась в секцию первого класса и прочитала некоторые надписи, где перечислялись заслуги покойных, словно в визитной карточке для рая: «Себастьян Тейлор, преданный муж и отец»; «Мод Пикерсли, трудившаяся ради улучшения условий жизни менее удачливых»; «Джесси Реннет, прожившая жизнь с благочестием и надеждой».

Взвизгнули тормоза, поезд слегка замедлил ход, приближаясь к месту назначения, и Грейс взволнованно и поспешно оглядела гробы. Какой ей выбрать? Она, конечно же, хотела, чтобы ее умерший ребенок покоился вместе с женщиной — обладательницей приятного имени, из хорошей семьи. Грейс замерла у гроба из белого дуба, содержащего останки «мисс Сюзанны Солан, защитницы слабых, принцессы бедняков».

Мисс Сюзанна Солан. На табличке не был указан ее возраст, и, возможно, она не могла быть матерью, но, судя по надписи, она была доброй женщиной, способной приютить и обогреть.

Действовать следовало быстро! Грейс приподняла крышку гроба из светлого дерева, в котором покоились останки Сюзанны Солан, и, даже не заглянув внутрь, осторожно положила туда сверток.

Почувствовав, что в сцене не хватает официального прощания, Грейс пробормотала: «Покойся с миром, и однажды мы да воссоединимся», и поспешно вышла в тамбур, прикладывая к глазам платок.

Мистер и миссис Стэнли Робинсон, молодая пара, находились в детской, украшенной изображениями кораблей, идущих на всех парусах по пенному морю. Они стояли, склонившись к богато украшенной плетеной колыбельке с кружевными занавесками, где, укутанный в стеганое одеяльце с оборками, перетянутое белой лентой, спал их новорожденный сын. Стоило их сокровищу и наследнику пошевелиться, или шумно вздохнуть, или засопеть — и счастливых родителей охватывал новый приступ восторга.

— Не думаю, что он все время будет таким спокойным, — прошептал мужчина. — Говорят, младенцы постоянно плачут.

Женщина беззаботно рассмеялась.

— Неужели ты думаешь, что я этого не знаю? Знаю, и еще как! И я готова к такому неудобству.

— Может, наймем ему няню? Мама обещала оплатить расходы.

— Ни в коем случае, — ответила женщина. — Я слишком долго ждала ребенка, чтобы доверить его воспитание чужому человеку.

— Как скажешь, милая, — произнес мужчина. Он осторожно погладил младенца пальцем по щеке — пухлой и розовой, выглядывающей из очаровательнейшего кружевного чепчика. Ребенок вздрогнул, и оба родителя замерли, испугавшись, что разбудили его, но он продолжал спать. — Дорогое дитя, — прошептал мужчина.

— Дорогое, бесценное дитя, — подхватила женщина, и супруги обменялись исполненными любви взглядами. — Наконец-то…

Севен-Дайлз, в приходе церкви Святого Джайлса, наверное, был самым бедным районом лондонского Вест-Энда: ходили слухи, что в чуть более сотни домов проживали почти три тысячи человек. Название свое район получил от семи дорог, сходящихся в одну точку у Оксфорд-стрит, и все улочки и переулки брали начало в этих переполненных ночлежках и притонах. Ветхие доходные дома, лавки и вонючие таверны кренились во все стороны, опирались на старые доски и ржавые листы железа, зияли разбитыми окнами, прятали дыры в каменной кладке под брезентом, пытаясь уберечься от дождя. Обитатели таких домов были бедны, но нищими не являлись. Однако стабильным доходом никто из них похвастаться не мог, и потому они едва сводили концы с концами, надеясь на то, что новый день принесет достаточно денег, чтобы прокормить себя и свою семью. Здесь жили рыночные торговцы, уличные продавцы спичек и маринованных моллюсков, подметальщики, прачки, золотари и мальчишки, пытавшиеся заработать на жизнь тем, что придерживали лошадь какого-нибудь джентльмена или выделывали трюки на потеху почтеннейшей публики. Еще ниже этого уровня, в ужаснейших лачугах обитали отбросы общества — бездельники, воры и попрошайки.