Станислав Далецкий - Обретение чувств

ЗЕМСКИЙ УЧИТЕЛЬ

повесть

(Из романа «ЖИЗНЬ В ЭПОХУ ПЕРЕМЕН»)

Иван, Домов, дворянский сын, достигнув совершеннолетия, закончил в 1906 году обучение на учительских курсах в городе Орше, получил Аттестат учителя начальных классов и согласился на учительство в селе Осокое, что в двадцати верстах от Орши. Это место ему предложил уездный смотритель училищ, который доброжелательно относился к Ивану и настоятельно рекомендовал ему поработать на селе и, определившись с призванием, продолжить обучение в учительском институте в городе Вильно. Этот институт когда-то закончил и сам смотритель и считал, что там дают приличное образование, которое даст возможность преподавать в гимназиях и городских училищах в старших классах.

С Аттестатом учителя и наставлениями смотрителя училищ Иван отбыл на отдых к отцу, чтобы в середине лета отправиться к своему будущему месту работы для обустройства на новом месте.

Учеба, наконец, закончилась, и юноша вступал в самостоятельную жизнь, в которой должно состояться его становление как учителя и как мужчины.

. I

В село Осокое Иван прибыл в середине лета прямо из отцовского дома, который навестил по окончанию обучения на учителя земской школы.

За десять лет учения у тетки Марии и на учителя в Орше Иван привык лето проводить у отца: не изменил своей привычке и в этот раз, перед началом самостоятельной жизни. В отцовском доме его, как всегда, встретила Фрося, погрузневшая, но всё еще молодая и привлекательная женщина – хозяйка отцовской усадьбы. Петр Фролович в свои 65 лет выглядел пожилым мужчиной, но никак не стариком, что сидят на завалинке у дома, даже летом в валенках, и, щурясь на солнце, всматриваются в прохожих, пытаясь угадать в них знакомых или соседей, беззвучно шамкая беззубыми ртами. Петр Фролович, напротив, утратил за годы жизни лишь пару зубов в глубине рта и, улыбаясь, обнажал ровные ряды пожелтевших от курева, цвета слоновой кости, крупных зубов без изъянов и потертостей.

– Это у старых меринов зубы стираются, а я не мерин, но боевой конь, который врага может и укусить в пылу боя, – смеялся отец и, не смущаясь присутствия взрослого сына, прикусывал Фросю то в плечо, то за бедро, если она в этот миг оказывалась в пределах досягаемости для его зубов.

– Разыгрался старый охальник, – беззлобно улыбалась Фрося, шлепая ладонью Петра Фроловича легонько по губам, – правду говорится, что седина в бороду, а бес в ребро, – и уходила, покачивая крутыми бедрами нерожавшей женщины. Петр Фролович действительно побелел головой и бородой за последние годы, но плешивым не стал. Довольно пышная, цвета серебра, шевелюра на голове и аккуратно подстриженная заботами Фроси бородка, делали его лицо, обветренное долгими пребываниями на свежем воздухе и оттого приобретшего цвет калёного кирпича, похожим на Деда Мороза, каким его рисовали палехские умельцы на крышках лакированных шкатулок, одна из которых как раз и стояла в гостевой комнате на комоде.

Иван снисходительно относился к слабости отца относительно Фроси, ибо их отношения были уже не прелюбодеянием, а почти браком, но не освященном в церкви перед алтарем. Мужчине, если он здоров и не слишком стар, обязательно нужна женщина, чтобы хозяйствовать по дому и в постели, иначе мужчина скиснет, захиреет и очень быстро, от душевного одиночества, переберется на погост в надежде на лучшую долю в потустороннем мире, в чем Иван лично сомневался.

Фрося, простая крестьянка, едва разумевшая грамоте, которой её обучил Петр Фролович, с самого начала своей службы в усадьбе барина, поняла, что может прожить здесь долгие годы, или даже всю жизнь, если подладится под нрав Петра Фроловича и не даст повода его жене к ревности и злобе. Мать Ивана уже тогда прихварывала, но понимая, как и Фрося, мужские потребности, которые сама, по болезни, уже удовлетворить не могла, смотрела молча на связь Петра Фроловича со служанкой, справедливо полагая, что лучше муж пусть здесь дома удовлетворяется женским телом, чем заведет связь на стороне с беспутной женщиной, которая может и обобрать мужчину до нитки.

Фрося же, за жалование служанки, удовлетворяла и похоть барина, и исполняла домашние хлопоты к всеобщему удовлетворению и, незадолго до своей кончины, Пелагея, жена Петра Фроловича и мать Ивана, позвала Фросю к себе в комнату и наказала ей заботиться о барине как о муже, сказав, что знает об их связи плотской и благословляет на совместную жизнь после своей кончины, лишь бы сыночку Ванечке было хорошо, и Петр Фролович не задурил, на старости лет, и не привел бы со стороны себе другую жену.