Энн Стюарт: Месть по-французски

— Это ты наготовила?

— Я.

— Отправь все наверх. Нет, постой. Лучше отнеси сама. Мой хозяин не верит, что у леди Эллен главный повар — женщина.

Жаклин похолодела от страха. «Он меня не помнит, — пыталась она уверить себя. — Прошло уже тринадцать лет с тех пор, как он видел меня в последний раз». Она тогда была ребенком, худеньким ребенком, а он — юнцом, которого, кроме его собственных удовольствий, ничто не интересовало. Он ее не должен помнить!

— У меня в распоряжении семь служанок, — сказала она ледяным тоном, — любая из них будет рада услужить вашему господину, мистер…

— Зови меня Тавернер, — сказал мужчина. — Вряд ли моего хозяина сейчас интересуют служанки, хотя за будущее не поручусь. Он хочет видеть женщину-повара, а я обязан выполнять его капризы. Сейчас его каприз — это ты. Ну, так я жду.

Жаклин не стала продолжать спор. Бесполезно. Это лишь вызовет подозрения.

— К вашим услугам, сэр, — сказала она, присев перед ним в шутливом реверансе.

Мужчина удивленно посмотрел на нее.

— Ты не похожа на других слуг, — заявил он, почесав затылок.

— Потому что я не слуга, я — главный повар.

— Поварами в замках бывают только мужчины.

— А я вот женщина.

— Это я заметил. — Он бросил на нее плотоядный взгляд.

У Жаклин стало холодно в животе. Если этот грубиян хоть в чем-то похож на своего хозяина, то, значит, Николас Блэкторн стал еще хуже — если это возможно.

Она уложила на блюдо мясо и сыр.

— Ты тоже на похож на слуг, которые приезжают сюда со своими хозяевами.

Тавернер засмеялся:

— Да уж, держу пари, что ты права. Но моему хозяину наплевать, что о нем думают. Он не такой, как эти ваши пижоны. Ему нужен слуга, который, если понадобится, прикроет его с тыла. А всякие там штучки-дрючки ему ни к чему. Главное, чтобы слуга не боялся разных опасных переделок.

— А твой хозяин часто в них попадает? — холодно спросила Жаклин. Как же ей быть? Ведь он наверняка заставит ее нести поднос, и она не сможет спрятать нож в складках юбки.

— Да уж случается, — ответил Тавернер, показав в ухмылке испорченные зубы.

— И ты его из них выручаешь?

— Да нет же, черт побери! Он сам из чего хочешь выпутается. Мое дело следить, чтобы на него сзади не напали.

Жаклин взяла массивную связку ключей и открыла шкаф, в котором держала спиртное. Там стояли две бутылки. В одной — тончайший французский коньяк, во второй — грубое бренди домашнего приготовления. Она взяла бутылку бренди и поставила ее на поднос.

— Хочешь, чтобы я несла поднос сама?

— Конечно. Пошли, Мамзель. Мой хозяин тебя не укусит.

Жаклин взяла поднос в свои маленькие сильные руки.

— Я невкусная.

Она пошла за Тавернером по освещенному свечами коридору.

— А правду говорят, что ты француженка? Что-то не верится, — сказал Тавернер, остановившись у дверей дамского будуара.

Жаклин похолодела. Комната такая маленькая! Вдруг он вблизи узнает ее?.. Взглянув в лицо Тавернера цвета каленого железа, она сказала ему все, что она о нем думает. На хорошем площадном французском, которому выучилась в трущобах Парижа.

На Тавернера это произвело должное впечатление.

— Ну, вот теперь годится. Никогда я эту тарабарщину не понимал.

Он открыл дверь в будуар, и Жаклин осознала, что ничего не может сделать. Повернуться и убежать — значит привлечь к себе внимание. Оставалось опустить пониже голову и надеяться, что он ее не вспомнит.

На какое-то мгновение Жаклин показалось, что комната пуста. Ее освещал лишь огонь от камина, и, несмотря на светлую шелковую обивку стен, было полутемно.

— Тебе надо бы учить французский, Тавви, — произнес мужской голос. — Тогда бы на тебя это произвело еще большее впечатление. Она назвала тебя сукиным сыном, у которого отсутствуют мужские принадлежности, и пожелала, чтобы ты съел дерьмо обезьяны.

Жаклин чуть не выронила поднос. К счастью, Тавернер, убежденный в том, что только у него есть право обслуживать хозяина, как раз протянул руки, и поднос не рухнул на пол. Недовольно ворча, Тавернер пошел к столу у окна, а Жаклин так и осталась неподвижно стоять в дверном проеме, надеясь, что свет сзади еще больше затемняет ее лицо.

Николас Блэкторн развалился на розовой кушетке Эллен. Пыльные черные сапоги с приставшим к ним конским навозом испачкали дорогой шелк, но это его явно не беспокоило. У него были очень длинные ноги, это Жаклин хорошо помнила. Тогда, в двадцать два года, он был высок, а юноши не становятся ниже ростом, когда мужают. Штаны тоже были грязные; камзол он, видимо, где-то потерял. Белая рубашка была распахнута на груди, рукава закатаны по локоть, спутанные длинные волосы падали на лицо.