Луиза Башельери - Неукротимая Сюзи

Настоятельница рассказала все, как есть:

– За прошедшие девять лет не было ни одного дня, в который эта барышня не заслужила бы какое-нибудь наказание! Она целиком и полностью занимала внимание своей сестры-наставницы, и та потеряла счет ее прегрешениям и дерзостям!

– То, о чем вы мне сейчас рассказываете, матушка, мне слышать очень тяжело! Ну чем я заслужил подобную кару? Я полагал, что пребывание в монастыре избавит мою старшую дочь от причуд и дурных наклонностей, однако, судя по всему, я никогда не буду доволен этим ребенком!

– В любом случае, мы ее терпеть больше не можем: ни плеть, ни содержание взаперти никогда не могли заставить ее попросить прощения за свои проступки и согласиться с тем, что она поступает скверно!

– Но… неужели эти ее проступки настолько ужасны, что…

– Ее прегрешения велики, и эта грешница даже и не собирается раскаиваться. Именно поэтому, мсье, аббатиса предлагает вам забрать свою дочь, и как можно быстрее.

Пьер-Симеон Трюшо подавил клокотавший в нем гнев и удержался от того, чтобы выругаться в присутствии первой помощницы аббатисы монастыря урсулинок. У него в голове мелькнула мысль о том, что он сэкономит двести пятьдесят ливров, если его бессовестная дочь покинет монастырь, причем всего лишь за год до своего восемнадцатилетия! Несмотря на свое сумасбродство, она наверняка чему-то в монастыре научилась – как минимум, тому, как вести домашнее хозяйство. Кто знает, может, она даже научилась считать, и тогда она будет помогать ему вести торговые операции! Пьер-Симеон Трюшо был зол на свою дочь, но при этом злился и на монахинь тоже. Они, конечно, считались святыми женщинами, однако стоимость пребывания в монастыре была очень высокой, и это предполагало, что они знают, как перевоспитывать непослушных девочек. А они не смогли перевоспитать его дочь! Если Сюзи оказалась настолько твердолобой, что толку от ее пребывания в монастыре не было, то, значит, не стоило тратить двести пятьдесят ливров в год, да еще и терять ту прибыль, которую могли принести ему две крепкие руки и голова, принадлежавшие той, которая, конечно, была склонна к вспыльчивости, но все же могла принести кое-какую пользу.

– Матушка, – заявил злополучный отец, – я не стану настаивать на том, чтобы вы и дальше держали у себя в монастыре такую паршивую овцу, как моя дочь Сюзанна. Если вы согласитесь вернуть хотя бы часть денег, уплаченных мною наперед за ее пребывание в монастыре, я заберу ее незамедлительно…

Первая помощница аббатисы ответила, что внесенная плата не может быть возвращена даже в том случае, если воспитанница покидает монастырь досрочно, а потому пусть господин Трюшо заберет свою дочь тогда, когда сочтет нужным это сделать, но желательно все-таки побыстрее. Когда он ее заберет, в монастыре все вздохнут с облегчением, но ни одного соля он обратно не получит!

Дальнейшие переговоры были напряженными: ни одна из сторон не хотела уступать. Торговца сукном при этом стала мучить одна назойливая мысль: а как его супруга отнесется к возвращению в дом этой девушки, к которой она отнюдь не испытывала и малейшей симпатии?

У него имелось и много других забот: непрекращающиеся войны, которые вел ныне уже покойный король, крайне негативно сказались на торговле сукном, ситцем и шелками. Англичане, ранее являвшиеся постоянными клиентами, теперь уже ничего не покупали. Богатые дворяне, которые когда-то не считались с затратами на одежду, были вынуждены участвовать в расходах на ведение войны, а потому перестали транжирить слишком много на свои прихоти. Деньги теперь отнюдь не текли устойчивым потоком в кошелек господина Трюшо, и он был вынужден экономить даже на свечах.

Поэтому он и слышать не хотел о том, чтобы не использовать в полном объеме ту сумму, которую он уже уплатил за пребывание своей дочери в монастыре. В конце концов было решено, что Сюзи пробудет в монастыре вплоть до самого последнего дня текущего года, получая при этом пищу, за которую уже было уплачено, – чечевицу и сухой горох. В последний день 1715 года Мартина, служанка, которая когда-то была ее кормилицей, приедет, чтобы забрать ее из монастыря. И тогда монастырь и он, Пьер-Симеон Трюшо, будут в полном расчете.

Сюзи и сама толком не знала, как ей отнестись к тому, что в предыдущие годы она сочла бы освобождением: ей приходилось признать, что, несмотря на дискомфорт и зависимость, в которых монахини держали воспитанниц, монастырь стал для нее своего рода убежищем, позволяющим ей избегать преследований со стороны мачехи и раздражающего ее общения со сводными братьями и сестрой. Она ведь, в конце концов, привыкла к суровой монастырской жизни и усвоила ее основные правила. Самое же главное заключалось в том, что она нашла подругу в лице Эдерны де Бонабан де ла Гуэньер. И если она, Сюзи, окажется по другую сторону стен монастыря, то этой подруги ей будет очень не хватать.