Захарий, красный от волнения, юркнул за дверь и поспешил домой, а на его место заступил приглашенный архиепископом протопоп Святой Софии Гавриил.
С этим Гавриилом было связано еще одно неведомое для Феофила явление. Дошли до него слухи, что поселились в городе какие-то еретики, что совращают они не только горожан, но и попов. Узнал он, что среди прельщенных этой ересью оказался и сам Гавриил. Решил владыка поговорить с ним напрямик, хотя и не был уверен в результате. «А не откроется, – думал владыка, – его грех, с меня снимется лишняя проблема, их мне теперь и так хватает!»
Полный, с округлым брюшком, выступающим сквозь черную мантию, неспешный протопоп Гавриил тихо вошел в кабинет и сел на скамью, на которую указал ему Феофил.
– Слышал я от отца Афанасия на исповеди, что прельщали вы его в ересь безбожную, – начал без предисловий архиепископ и внимательно посмотрел в лицо Гавриилу. Тот от неожиданности сразу же отвел глаза и смутился.
– Правда, значит? Не отпирайся, не греши сверх меры, – спокойным, доверительным тоном продолжил Феофил. – Я не желаю тебе зла, хочу лишь знать, что происходит на самом деле с моей паствой. Слышал я, что сие зло весьма широко растеклось по нашему городу.
Гавриил продолжал молчать, склонив голову и сложив руки – одна на другую – на своем обширном животе. Он чувствовал себя весьма неловко под пристальным взглядом владыки. Но не знал, что отвечать, можно ли рассказать архиепископу правду об образовавшемся у них около пяти лет назад кружке из нескольких настоятелей приходов, из близких знакомых и родственников. Привлек их к себе поначалу приехавший из Киева вместе с Олельковичем жид Схария своей грамотностью и начитанностью, умением предсказывать будущее с помощью гадания на необычных картах и по звездам. У Схарии оказались интересные книги, интересные мысли, именно то, чего так не хватало думающим людям в полусонном городе, где лишь периодически вспыхивали страсти по поводу какой-то мифической независимости. Для него, Гавриила, независимость всегда была и будет одинаковой – от новгородского владыки да от прихожан, которые не изменятся ни при какой власти. А Схария привез книги из Киева, да еще и на понятном старославянском языке, где рассказывалось об устройстве мира, о летосчислении, о невиданных странах, об истории разных земель, о редких и незнакомых животных. Схария задавал на первый взгляд странные вопросы, которые при ближайшем рассмотрении и при обсуждении оказывались сложными и любопытными. Например, почему вы молитесь иконам? В самом деле – почему? Если Господь на небе и оттуда все слышит и видит, думает о нас, – почему бы не обращаться со своей молитвой к нему напрямую, а не через разрисованную деревяшку?
От этой мысли Гавриил до сих пор нередко холодел, вспоминая иконы, висящие в Софийском храме. Иные из них глядели как живые, меняли выражение глаз, казалось, обладали даже своим собственным духом. Так что колебался порой Гавриил, но со Схарией и его последователями продолжал встречаться, ибо ему нравилось обсуждать с ними щекотливые вопросы, заставляющие мыслить, искать ответы, жить интересней и ярче.
Сам Схария периодически пропадал, отъезжал то в Киев, то в Литву, то к себе домой в Крым. Когда сторонников у него прибавилось, привез двух помощников – жидов – Шмойлу Скарявого да Моисея, прозванного тут же Хапушей за то, что в руках его немедленно исчезало все, к чему он прикасался и что могло исчезнуть, – деньги, ценности, добротные вещи. Оба эти еврея тоже оказались грамотными и начитанными, хорошо говорили по-русски, давали книги любопытные, в том числе и запретные, входившие в специальные «индексы» – списки запрещенных Церковью для чтения книг. Такие, как «Никодимово Евангелие», «Шестокрыл» и другие. Приезжие проповедники не отрицали существования Бога, но религия, которую они проповедовали, была легкой и ненавязчивой. Хочешь – молись, не хочешь – не обязательно. Кресты не нужны, иконы тоже не нужны, все это идолы, эхо отсталого многобожества, идолопоклонства. Бог велик, могуч и един, он услышит тебя отовсюду. Все остальное – фетиш, бутафория. Исповедоваться, – говорили они, – вовсе не обязательно, Господь и так узнает, если вы искренне раскаетесь в своем грехе. Но если власти требуют, можно и исповедоваться для отвода подозрения, сказав своему духовнику, лишь то, что хочется и что можно сказать, не выдавая единомышленников.
Покушались они и на Святую Троицу. Предлагали пришедшим на встречу с ними попам объяснить, что значит «Господь в трех лицах»? Как это можно представить? Догмат Церкви гласит, что понятие сие недоступно простому человеческому разуму, но иудеи отвергали христианские догматы, предлагали свои, пожалуй, более рациональные и понятные.
Читать дальше