Лидия Будрик - Непокорное Эхо

В саду заиграли вальс, это Владимир Петрович расстарался для гостей и пригласил специально с города целый оркестр музыкантов.

Все ринулись на воздух и немедленно устремились в сад, откуда лилась эта приятная мелодия. Сразу образовались пары, которые красиво закружились в шумном вальсе. Мужчины были галантны, они склоняли перед дамами головы, брали свою спутницу за руку, и пары начинали увлеченно кружиться под громкие звуки вальса. В саду стало шумно и весело. Знатные барышни смело и уверенно приглашали Григория на танец, а он, как настоящий кавалер, не мог отказать им и кружился по саду, меняя партнершу одну за другой.

Стояла жаркая июньская погода. Высоко в небе ярко светило летнее солнце. И только раскидистые деревья спасали гостей от зноя и жары.

Вскоре все вновь перебрались на веранду и уселись за столы, давая передышку себе и музыкантам.

Григорий осторожно достал карманные часы, взглянул на них, тихонько вздохнул и вновь убрал их обратно в карман. Стрелки показывали начало седьмого вечера, и думать о завершении застолья было еще рано. Гости только-только разгулялись, было видно, что все изрядно захмелели и уже вели беседы на другие темы. И только девушки застенчиво посматривали в сторону молодого барина, желая привлечь его внимание к себе.

Вновь и вновь звучали тосты, следом слышался звон бокалов, и уже изрядно опьяневшие господа снова пили за его возвращение.

В самом разгаре веселья Громов извинился перед маменькой, отошел от гостей и тихонько удалился на улицу. У фонтана он столкнулся со своей сестрицей, она расплылась в улыбке и, заметая подолом своего пышного платья, шагнула брату навстречу.

– Надолго ли изволите отлучиться? –милым голосочком спросила его Ольга.

– Ах, сестрица милая! – обнял ее мужчина за плечи и прижал к себе. – Не хочу обидеть маменьку или папеньку, ну уж больно мне хочется пройтись немного одному и отдохнуть от этой суеты и шума.

– А как же гости? – смотрела на него сестра с пониманием.

– Не выдавай своего братца. Скажи всем: что не видела меня, – попросил барин, рассматривая симпатичное личико своей старшей сестренки.

– Маменька назвала гостей в честь твоего приезда, – напомнила ему Ольга Владимировна.

– Жарко, душно, – улыбался виновато Григорий, – да и устал я от них, – честно сознался он.

– А как же девицы, они не обидятся? Ведь маменька специально их пригласила, чтобы тебе не было скучно.

– И невесты никуда не денутся! Вон какие молоденькие! Поди, за день-два не состарятся?

– За год не состарятся! – ответила Ольга и тихонько засмеялась, понимая намерения любимого брата.

– Скажи всем, что ты меня не видела, – шепотом попросил он и поцеловал ее в щечку.

– Хорошо, – согласилась с ним женщина и одарила его счастливой довольной улыбкой.

Он нехотя выпустил ее из своих объятий, махнул ей рукой и сразу заспешил вперед. Отойдя на приличное расстояние, вздохнул с облегчением, понимая, что тут его точно никто искать не станет, а сам свернул на тропинку, что вела на конюшню. Всё здесь было родным и знакомым, и казалось, что за столько лет ничего не изменилось, только деревья стали выше, да кустарники разрослись вдоль тропинки и стали пышнее и гуще.

Громов засмотрелся в сторону липовых аллей, что тянулись к пруду, но решил, что туда он сходит потом, а сейчас не терпелось взглянуть на породистых скакунов. Он знал и был уверен, что отец держит в своей конюшне дорогих и ретивых коней. Он видел их издалека, оценил вкус и старания родителя, но теперь он рассмотрит их ближе, погладит по загривкам и конечно же прокатится на одном из них.

Ворота были открыты, лошади гуляли тут же в загоне, прячась от жары под большим навесом.

Григорий подошел ближе, остановился и стал рассматривать коней, а на душе было хорошо и легко. В проходе появился дед Никодим, и барин сразу узнал старого слугу.

– Ба! Дед Никодим! Ты ли это? – воскликнул он и пошел ему навстречу.

Тот, шаркая своими растоптанными башмаками, заспешил к барину и, подойдя ближе, радостно проговорил:

– Ваша светлость… Григорий Владимирович… – со слезами на глазах, сказал старый конюх, – вы ли это?

– Я, друг ты мой сердечный! – ответил Громов и шагнул ближе.

А сам с ходу обнял старика, прижал к себе, похлопал его по плечу и, заглядывая в его морщинистое лицо, тут же спросил:

– Ты еще служишь? Я-то думал, ты давно на покое.

– Вот приготовлю себе замену и тогда на покой уйду.