Лалита в ужасе пыталась освободиться от его хватки, но он был так силен, что ее слабых сил не хватало.
– Я… не могу… Пожалуйста… пожалуйста… это… не… неправильно! Это… безумие… остановитесь!
Они достигли алтаря, и Лалита с надеждой взглянула на ожидавшего их священника. Она подумала, что, возможно, сумеет объяснить ему, что произошла ошибка. Это был древний старик, белый как лунь, с добрым морщинистым лицом. Он был почти слеп. Слова протеста замерли на губах Лалиты.
– Дорогие возлюбленные… – начал старик дрожащим голосом.
«Я должна… остановить его! Я… должна! – твердила про себя Лалита, но все вдруг поплыло у нее перед глазами, и она никак не могла сосредоточиться. Только ощущала тяжелый аромат лилий, которыми был украшен алтарь, да видела мерцающие на алтаре свечи. – Я не произнесу… слов, которые сделают меня его… женой, – решила девушка. – Когда… дойдет до них… я скажу… нет!»
– Иниго Александр, берете ли вы эту женщину в законные жены? – услышала Лалита. До ее слуха доносился мягкий, завораживающий голос старого священника. Наконец под сводами церкви резко прозвучал голос лорда Ротвина:
– Да! – Возникла пауза. – Как вас зовут? – спросил ее Ротвин.
– Лалита… но я… не могу…
– Ее имя – Лалита, – обратился он к священнику, будто не слыша ее протестов.
Тихим, утомленным старческим голосом тот произнес:
– Повторяйте за мной: «Я, Лалита…»
– Я… не… могу, нет… я не могу! – прошептала она и ощутила, как пальцы лорда Ротвина впиваются в ее руку.
Было ужасно больно и так же страшно, как ожидать удара тростью.
Почти ничего не сознавая, Лалита словно со стороны слышала свой голос, который, запинаясь, повторял за священником:
– Я, Лалита… беру… вас… вас… Иниго… Александра…
Они вышли из церкви и прошли к роскошному экипажу. Лалита молчала, почти физически ощущая кипевшую в нем ярость. Она, казалось, заполняла собой карету, пугая девушку своей силой.
Лалита пыталась размышлять о последствиях того, что произошло.
«Что будет… со мной? Что я… буду делать?» – спрашивала она себя, но вопрос, казалось, не имел никакого смысла. Ей лишь было по-прежнему страшно. Было трудно вздохнуть, последние силы оставили ее.
Карета остановилась у одного из великолепных зданий на Парк-Лейн.
Через открытую дверь струился яркий свет. Слуги в украшенных золотым шитьем красных ливреях расстелили на ступенях красную ковровую дорожку и открыли дверцу кареты.
Лалита вышла первой и, изумленная и испуганная, застыла посреди огромного мраморного холла, в нишах которого стояли позолоченные статуи.
Лорд Ротвин подал ей руку и провел через холл в библиотеку. Посреди комнаты стоял большой стол, к которому Ротвин подвел Лалиту.
Лакей зажег свечи в двух канделябрах на столе, хотя комнату освещали свечи в серебряных светильниках, расположенных по стенам.
– Угодно ли вам что-нибудь, милорд? – почтительно спросил дворецкий.
– Нет. Оставьте нас. Впрочем, мне понадобится грум. Мне нужно будет срочно доставить письмо.
– Хорошо, милорд. – Дверь закрылась.
На столе лежал украшенный изящной эмблемой лист бумаги.
– Теперь вы напишете письмо вашей сестре, – сказал лорд Ротвин.
Лалита машинально расстегнула плащ и откинула капюшон.
– Пишите, – приказал он, подавая ей перо.
– Моя дорогая Софи, – начал диктовать Ротвин твердым, ожесточенным голосом, – я передала лорду Ротвину твое сообщение. Поскольку он счел расточительством не использовать оплаченные услуги священника и чтобы расходы на празднество в твою честь не оказались произведенными напрасно, я заняла твое место. Теперь я его жена.
Я уверена, ты будешь рада узнать, что опасаться за здоровье герцога Йелвертона нет причины. Его светлость на протяжении еще долгих лет будет наслаждаться жизнью в своем поместье.
– Откуда вы… это знаете? – остановилась Лалита. – Его светлость… живет в… Гемпшире. – Внезапно ее осенило: – Это была… неправда! Это вы послали то письмо… Софи! Герцог… не умирает!
– Нет, он не умирает! Это было испытание. Испытание, которое ваша сестра не выдержала.
– Как вы могли так поступить? Это подло и… жестоко!
– Жестоко?! Жестоко подвергать сомнению любовь, о которой говорилось так много; любовь, в которую я верил, но которая существовала только в моем проклятом, нелепом воображении!
Им опять овладело неистовство.
– Продолжайте, – приказал Ротвин. – Грум ждет.
– Я… я… не могу… писать… это. Они… убьют меня. Убьют… за то, что я… принимала… в этом участие!
Читать дальше