Роби Джеймс - Сильнее только страсть

Позднее Брюс позвал ее и Карлейля на ужин, и там продолжился разговор о плане военных действий. И потом Брюс сказал слова, вызвавшие слезы у Джиллианы, хотя она и раньше неоднократно могла слышать их от своего отца и его сподвижников.

– Если Шотландия падет, – сказал Брюс, – это будет и моей смертью.

На что Карлейль ответил:

– Она не может пасть, Роберт, слишком много сердец в ней жаждут победы.

Ужин продолжался, но Джиллиане было не до еды: с волнением она слушала то, что говорил Брюс о предстоящей битве, с горечью сознавая, что теперь уже не может, не должна принимать в ней участие.

Однако она еще не сказала о своем главном секрете Джону, все время откладывая сообщение.

Перед тем как покинуть шатер Брюса, отвечая на вопрос мужа, отчего так задержалась в пути, Джиллиана призналась, что по дороге из Гленкирка заехала в Данбар.

Джон сдвинул брови.

– Данбар?

– Да, – подтвердила она, – я там просила Марту помочь мне сохранить для тебя ребенка... – она положила руку себе на живот, – которого я зачала. Боюсь, одной мне не справиться.

Возможно, она ошиблась, но ей почудилось, что в глазах у Джона блеснули слезы. Ничего не говоря, он чуть не раздавил ее в объятиях.

После молчания первым заговорил Брюс:

– Примите мои сердечные поздравления, друзья. Отпразднуем столь приятное известие вместе с победой. Послезавтра...

На закате следующего дня передовой отряд шотландских конников под началом графа Морэ обнаружил авангард английской армии и, согласно плану, завязал с ним короткий бой, а затем отступил, увлекая противника за собой, к подножию холмистой гряды.

Увидев, что на вершине холма сосредоточены крупные силы шотландцев, англичане отошли, чтобы соединиться с подошедшим подкреплением.

И вдруг на открытом пространстве долины, между двумя армиями, появился в тусклом предвечернем свете одинокий всадник.

С обеих сторон – с холмов и из горловины долины послышался нарастающий гул голосов, вылившийся в одно слово:

– Брюс!.. Это Брюс!..

Роберт Брюс верхом на низкорослой серой лошадке, приученной к ходьбе по болотистой местности, спустился с холма и остановился в низине. Лошадь и всадник сохраняли неподвижность, они выглядели как изваяние, как застывший конный страж, стерегущий местность.

Шотландские воины с беспокойством, но и е великой гордостью взирали на своего смелого, но безрассудного вождя, который не взял даже оружия, если не считать боевого топорика, небрежно лежащего на седле.

Брат Уолдеф осенил себя крестом и торопливо забормотал молитву, поняв, что задумал Брюс Карлейль, находившийся рядом с отрядом копьеносцев, командовать которыми ему поручили, негромко выругался: зачем Роберт дразнит врага в такой момент, когда от его присутствия столько зависит? Неужели сомневается в силе духа своей армии и хочет таким образом подлить масла в огонь?

Карлейль хотел броситься за ним вслед, чтобы остановить, заменить собой!.. И бросился бы, если бы не понимал, что его друг так решил сам, а другу он привык доверять...

И сейчас же из рядов англичан на огромном боевом коне выехал рыцарь, закованный в броню, в шлеме, с копьем в руке. Выехал, чтобы бросить вызов или принять его от короля Шотландии. Вызов на поединок.

Брюс наклонил голову, как бы подавая знак начинать, и англичанин сразу рванулся вперед на стоявшего неподвижно противника.

Он неуклонно приближался, грузный топот громадного коня заполнял, казалось, все пространство, копье в руках рыцаря, нацеленное на соперника, уже вот-вот готово вонзиться в него, когда Брюс легким движением колена заставил свою хорошо выученную лошадь слегка отступить вбок, а сам привстал на стременах и молниеносным движением метнул топор в шлем рыцаря, расколов его, как скорлупу ореха.

С шотландской стороны раздались всеобщий вздох облегчения и ликующие крики.

Боевой конь поверженного противника после падения хозяина на землю не двинулся с места. Брюс взял его за повод и повел за собой.

Он остался доволен, даже улыбался себе под нос. Что ж, все получилось как нельзя лучше: наутро все воины будут знать, что сам король Шотландии на обыкновенной лошади и без копья поборол одного из сильнейших английских воинов. Такая победа вселит страх в сердца противников и укрепит дух сторонников как раз перед началом решающего сражения.

Военачальники из ближнего окружения Брюса выражали недовольство его поведением, но тот, продолжая улыбаться, сказал им: