Диана Казанцева - Плененное сердце

Улыбающееся лицо Адории внезапно сделалось восковым и приобрело мертвенно-бледный оттенок. В обществе давно поговаривали о любовных похождениях жгучего красавца Рикардо, никудышного и неверного мужа сеньоры Паласиос, не скрывавшего от жены своих многочисленных, зачастую неразборчивых связей; его одинаково увлекали как молодые неопытные сеньориты, так и дамы постарше, замужние и в особенности вдовы.

— Мой супруг навещает умирающую мать в Севилье, донья Луиса Мария, — ледяным тоном отрезала Адория, — поэтому его нет среди нас.

— Что ж, обязанность каждого сына находиться у ложи матери, — насмешливо проронила донья Луиса, пожирая злобным взглядом графиню Суарес, — только вы уверены, донья Адория, что дон Рикардо поехал именно к своей матери?

— По крайней мере, мой супруг жив, в отличие от сеньора Вальехо, безвременно почившего!

Нисколько не смутившись брошенному ей вызову, вдова сеньора Вальехо растянула рот в подобие улыбки, напоминая удава, решившего отужинать неразумным кроликом, случайно оказавшимся один на один с безжалостным хищником:

— Вот только надолго ли?

Тут со стороны аллеи показались счастливые лица молодоженов и их друзей.

— Кажется, молодые нагуляли аппетит, — обрадовано воскликнула сеньора Перес, едва завидев, как шумная веселая компания направляется к накрытым, ломившимся от всевозможных яств, столам. Это дало возможность вовремя замять зарождающийся скандал, постепенно снимая напряжение среди гостей, и хозяйка дома, подбадриваемая красноречивыми взглядами мужа, поспешила пригласить всех занять свои места за праздничными столами.

Каталина же, порядком подустав от оказанных ей знаков внимания, настойчиво проявляемых назойливыми кавалерами, и ощущая себя при этом зрелой самкой в стае крикливых и самодовольных павлинов в период брачного сезона, решила провести последние предзакатные часы в блаженной тишине и покое среди душистых кустов желтых мирикарий. С сестрой и ее новоиспеченным мужем она попрощалась заранее, искренне пожелав им приятного свадебного путешествия и счастливого медового месяца. Молодожены собирались отбыть за час до заката, чтобы поспеть в Малагу на корабль, отплывающий на Майорику с первыми лучами солнца. Слуги к этому времени упаковали вещи молодой графини д’Альварес и заблаговременно подготовили карету, предусмотрительно снабдив ее подушками и мягкими покрывалами. По словам самой Элены, едва прибыв «на сказочный остров, точно бриллиант играющий на солнце всеми цветами радуги, они с Диего отдадутся во власть любви и томной неги средь пальм и апельсиновых рощиц, будут купаться под бирюзовым небом в теплом аквамариновом море и вдыхать пьянящий горный воздух, пропитанный свежестью и морскими приключениями». Каталина улыбнулась, вспоминая задор, с которым говорила сестра, обнимая ее на прощание и клятвенно обещая заехать и повидаться с ней по возвращению на континент.

— Вы очаровательны, когда улыбаетесь, — услышала девушка и, вздрогнув, взмахнула темными шелковистыми ресницами.

В зарождающихся сумерках августовского вечера среди самшитовых аллей и густых зарослей можжевельника неспешным, скользящим шагом к ней приближался незнакомец. Он был одет в темно-бардовый камзол, плотно облегающий его атлетическую фигуру и подчеркивающий ширину плеч, а белоснежная рубашка из тонкого льна, перехваченная на шее золотой булавкой, оттеняла бронзовую смуглость его кожи. Голова молодого человека была обнажена, его темные волосы, зачесанные назад, стягивались на затылке в тугой хвост. На вид ему было не больше двадцати четырех лет.

Каталина, пристально разглядывая незнакомца, невольно покраснела, ловя себя на мысли, что она бы почувствовала, если он вдруг решился бы ее поцеловать. Внимательные черные глаза смотрели на нее, не отрываясь, и ей показалось, что он все прочитал по ее взгляду. Она в смущении отвернулась.

— Мы знакомы, сеньор?

— Простите за мою бестактность, сеньорита, — молодой человек стоял уже на расстоянии вытянутой руки, — но вы так прекрасны, что я не смог пройти мимо вас и отказать себе в удовольствии отметить вашу красоту.

— Вы не первый, кто говорит мне это, сеньор.

— Что ж, я не удивлен, — его твердые, плотно сжатые губы растянулись в ироничной полуулыбке, обнажая ряд ровных здоровых зубов. — Но почему же вы здесь одна, сеньорита, и никто из той толпы напыщенных индюков, что вертелись рядом с вами весь день-деньской, не последовал за вами, чтобы сорвать хотя бы один поцелуй?