–И где сейчас бродит это злобное чудовище?
–Оно перед Вами, мисс!– гаркнул парень, который не спускал с неё глаз.
Щёки леди покрылись румянцем. Она всё ещё держалась на приличном расстоянии.
Заявила:
–Для художника Вы довольно-таки крепкий…
–Дрова люблю рубить…
–И молодой…И красивый…
–Да, когда я ем протухшую колбасу, то бываю очень красивым…
Исидора повернулась к слуге и пространственно ему говорила:
–И это эксперт в фарфоровом деле? На специалиста он мало похож, больше на пьянчужку.
Слуга угодливо поддакнул.
Андре хмыкнул, обращаясь к другу-трубочисту:
–Можно подумать, что эта кисейная барышня что-то знает о производстве фарфора!
Леди пылко отвечала:
–Но я очень люблю фарфор! И хочу наладить выпуск фарфора в этом городе.
Парень деловито узнавал:
–Сколько платить художнику собираетесь?
–Ага, сменили тон! Деньги нужны?
–Меня деньги не волнуют, они меня успокаивают.
Девушка недоверчиво изрекла:
–Но Вы ведь дружите с алкоголем.
–А чего мне с ним ссориться?
Трубочист вздохнул:
–Когда сердце разбито, то спасает крепкая печень.
Исидора сверлила взглядом опустившего глаза Андре, узнавала:
–У Вас проблемы в семье?
Тот бурчал:
–Нет работы, нет девушки – нет проблем! Вот выпьешь и на ковре-самолёте несёшься в неведомую страну, где все улыбаются и рады тебя видеть.
Леди села рядом с французом на стульчик. Растерявшийся слуга Марк Мэйс сел возле трубочиста.
Над ней нависла темноволосая сестра художника Тельма Латса:
–Заказ делать будите, мисс?
Муж Тельмы Удард Латса сердитый бородач, тоже из французов-гугенотов, пытливо вглядывался на пришедших из-за стойки бара.
–Принесите мне кофе, а слуге какого-нибудь жареного мяса,– быстро проговорила Исидора, а Андре она заметила,– Жирные сорта рыбы придают вину противный металлический привкус, как Вы это пьёте?
–А вам, аристократам, не понять,– огрызнулся парень.
Тельма хитро покосилась на красивую дамочку, хмыкнула, и пошла исполнять заказ.
–А Вас никто не просвещал, что в современном, гуманитарном обществе принято вежливое обращение с дамой?
–Ныне же женский пол рвётся к доминированию. Желают общаться с мужиками на равных. Вот и Вы хотите построить фарфоровый завод, хотя в Дерби три года назад свою третью фарфоровую мануфактуру открыл Уильям Дьюсбери. Не боитесь конкуренции?
–А Вы консерватор? Боитесь потеснить место у правящих кругов для женщин?
–Уж не из Дамского ли Вы комитета?
–Вы считаете меня феминисткой?– растерялась поначалу Исидора, но затем решила выдать себя за новаторшу новых идей,– Ну, да, я была в их обществе…
–Вот почему Вы ведёте себя здесь совершенно свободно…Феминистки – это те, кто не любят мужчин?
–Ну…Не совсем так…Скорее: мы не уважаем мужчин.
Андре с интересом разглядывал её, с насмешкой констатируя:
–Не уважаете сильный пол, но требуете уважения к своему слабому полу…Как глубокомысленно…Итак, Вы задумали разрушить космическую полярность, основанную на дуализме мужского и женского начала?
–Я доверяю идеалам эволюционного прогресса,– пролепетала девушка, не ожидавшая от простого пьющего парня таких речевых оборотов.
–А, так Вы за то, чтоб люди перестали размножаться?
–Что у Вас за смелые выводы?
–А женщинам некогда будет заниматься семьёй, если они будут заниматься бизнесом, политикой, спортом…Разве на олимпиадах в Древней Греции были женщины?
Тельма принесла заказ. Перед Исидорой возникла чашечка из костяного фарфора. Она сразу поняла, что это подарок сестре, и это работа самого Планше. Полупрозрачная структура фарфора отдавала голубым тоном и была разрисована музами танцующими вокруг Аполлона.
Слуга Мэйс с аппетитом принялся уминать жареные рёбрышки.
Официантка вернулась за стойку к мужу.
Андре напомнил леди, разглядывающей рисунок на фарфоре:
–Сам прекраснейший Аполлон вдохновляет художников на искусство.
–Он – предводитель всех муз,– прошептала Исидора.
–Значит, хотите вложить деньги в мануфактуру? А Вы знаете, что общество прощает преступников, но не мечтателей? Вам будут всю жизнь припоминать все Ваши неудачи.
–А мой беспристрастный взгляд на Вашу жизнь говорит, что Вы прозябаете в грязи и сомнительных удовольствиях.
Трубочист обиженно покосился на грязные обшлага своего сюртука.
Художник тоже обозлился:
–А если я пошлю Вашу великосветскую задницу ко всем чертям?
Читать дальше