Жаклин Нейвин: Наследница из Гайд-Парка

Таким образом, оба мужчины дома занимались любимыми делами, оставляя женщинам возможность вволю наговориться.

– Я впервые обратила внимание на Романа, когда мне было шесть лет. – Голос Тристы смягчился, когда она вспомнила, как Роман выглядел ребенком – с длинными руками и ногами, немного худым, с непропорционально большим носом и круглыми тревожными глазами. Тогда Роман вызывал в ней и нежные чувства, и страх. Теперь, много лет спустя, когда она видит его, испытывает те же чувства.

Люси поднялась, взяла два бокала и налила вина. Это она делала редко, но сегодняшний вечер был исключением. Передав бокал Тристе, она приподняла свой в знак солидарности, а затем пригубила.

Триста молча смотрела на нее, занятая своими мыслями.

– Это долгая история. Ты об этом можешь и сама догадаться из того, что я рассказывала тебе про Эндрю.

– Насколько я понимаю, ты не хочешь, чтобы Роман знал...

– Про Эндрю. Да. Он даже не подозревает, что у него есть сын. – Триста тяжело и протяжно вздохнула. – Как я могла ему рассказать? Если бы ты знала все, ты бы сочла меня дурочкой. А я такой и была... Ты будешь думать обо мне очень плохо, если узнаешь обо всей лжи, на которую я пошла, о том, как я обманывала даже тебя.

Люси безразлично пожала плечами:

– Я хотела бы, чтобы ты мне все рассказала. Впрочем, я тебя и так понимаю. Когда я представляю, что должна вынести женщина, родившая незаконного ребенка, мне ясно, как ты мучилась.

Тристе никогда и в голову не могло прийти, что ее ребенок будет внебрачным. Она хорошо понимала, как трудно остаться одной с ребенком на руках в совсем еще юном возрасте. Но это произошло, и потому Тристе пришлось пойти на решительные и, возможно, не совсем законные меры для защиты своего чада.

– Я ненавижу ложь, но, Люси, скрывая это от Эндрю, я была бы дурой, если бы начала рассказывать всем остальным. Это только мой секрет.

– А капитан Фэрхевен? Он вообще существует?

– Только в моем воображении. Ты же понимаешь, что мне нужно было выдумать мужа ради сына. И я его выдумала.

Внезапно Триста замерла, с силой сжав кулаки.

– Сейчас трудно представить себе мою безрассудную беспечность. Но в юности я была совсем другой. Не такой холодной и рассудительной. – Она сделала жест рукой в сторону Люси. – В этом частично виновата и моя мать.

– Твоя мать? Какое отношение к этому имеет тетя Джудит?

– Она первая влюбилась в Романа. Когда она смогла, наконец устроиться в Уайтторн-Мэнор, мы были счастливы, что нам больше не грозит очутиться на улице. Мама решила, что все и дальше будет так же замечательно. И когда мы в Уайтторне познакомились с этим ужасным мальчиком, она считала его прямо божеством. Она была очень романтична, а я во всем следовала за ней.

Мне нужно было больше доверять своему первому впечатлению. Я сразу поняла, что с этим человеком трудно найти общий язык. Тем не менее я сделала его для себя идеалом, хотя прекрасно видела все его недостатки – несдержанность, стремление подавить, чертовскую надменность, а порой и редкую злость.

– Я помню письма тети Джудит моей матери, – улыбнулась Люси. – Мальчик относился к ней с почтением. Но у меня создалось впечатление, что они ссорились по какому-то поводу.

– Мама была единственной женщиной, которую он уважал. И иногда он прислушивался к ее словам, даже когда ему не хотелось. Его отец уехал от семьи в Лондон, совершенно бросив Романа, его сестру и мать, которую... пожалуй, нельзя плохо говорить об умерших, но леди Эйлсгарт очень любила выпить. Вино, шерри, настойка опия. Она была очень несчастной женщиной. Когда лорд Эйлсгарт прикатил в Лондон, он открыто жил вместе с любовницей и, по отзывам, очень был доволен. Его собственная жена в это время прозябала в нищете, заражая мрачностью всех, даже своих детей. Ее дом представлял собой печальное зрелище, всюду царила бедность. Ее дети выглядели совсем жалко, больше я никогда не видела ничего подобного.

– Неудивительно, что все это тронуло сердце твоей матери. Она решила, что плохой характер юного Эйлсгарта объясняется обстановкой в семье.

– Плохой характер выражался не в том, что он сидел в углу и ныл, наоборот, он носился по дому сломя голову. Когда я приехала в Уайтторн, он был старше меня в два раза, злой и вредный, как тролль. Только тролли еще и уродливы, а он был очень красив, хотя и несколько угловат и долговяз, да еще с взъерошенной шевелюрой, поскольку не причесывался и не использовал помаду для волос. Но и в таком виде он был просто великолепен.