Тия Дивайн - Желанная

Найрин сделала вид, что не поняла намек.

– На себя посмотри: вся слюной изошла, мечтая о Клее Ратледже. Твой отец умер бы, если...

– Мой отец последнее время не видит ничего, кроме того, о чем ты и сама знаешь. К тому же у нас на дворе не средневековье.

Но Дейн понимала, что правила игры остались неизменными с давних времен. Как знала и то, что играет с огнем, поощряя распутного и расточительного, пусть и обворожительного, Клея, который был на грани того, чтобы считаться изгоем общества после инцидента, что привел к смерти его отца. И было пыткой наблюдать, как он флиртует с другими дамами после того, как ее губы еще не остыли от его поцелуев.

Но он не мог показать, что всем этим дамам предпочитает ее, Дейн, не мог сделать этого перед лицом друзей ее отца, которые продолжали относиться к нему с настороженным недоверием. Он старался вести себя безукоризненно для того, чтобы сгладить волну, поднявшуюся после смерти его отца, а с дамами флиртовал лишь затем, чтобы привлечь их на свою сторону.

– Женщинам нравятся негодяи, – как-то раз сказал он ей, целуя на прощание, – но люблю я только тебя.

Она торжествовала, исполненная счастливым сознанием того, что он ее хочет. Когда придет время, они всем скажут о своих чувствах и обручатся, даже если ее отец с его феодальными представлениями этого не захочет. Он сам обещал ей это, и Дейн хранила и лелеяла его слова, словно нежное семечко, готовое прорасти в ее сердце.

– Я не стала бы так бездумно относиться к традициям, Дейн. Ты еще такой ребенок. Не понимаю, как можно по-детски относиться к жизни в твоем возрасте. Иногда я отказываюсь верить, что мы одногодки.

– Разумеется, мы не одногодки, – парировала Дейн. – Я нисколько не удивлена тому, что ты намного опытнее, если учесть твою компанию.

Найрин с шумом втянула воздух. Дейн была счастлива, что сумела ее задеть.

– Хорошо, – вкрадчиво сказала Найрин, – мы увидим, какими будут последствия твоих действий, когда отец вернется из города.

– Увидим. Ты ведь первой помчишься жаловаться на меня.

– С тобой просто невозможно общаться.

– Не смей говорить со мной так, будто ты моя мать!

– Тебе нужна наставница!

«Я-то тебе не говорю, что тебе нужно!»

– Ты никого не введешь в заблуждение.

– И ты тоже.

– Не желаю этого слушать.

– Замечательно, тогда уходи.

Она слышала, как Найрин трижды глубоко вздохнула, стараясь сдержать гнев.

– Может, будет лучше, если уйдешь ты, – злобно прошипела она, и Дейн остро почувствовала приближение беды.

Она может так поступить. Она может убедить отца, и тогда...

Ее отец, который, Дейн могла поклясться, дураком не был, и то не смог не поддаться сладостной иллюзии, что эта юная девица способна совершенно изменить тоскливую реальность его существования.

Найрин была родственницей, но не по крови, о чем Дейн никогда не забывала. Найрин была лишь родственницей второй жены брата отца. Родители прислали ее пожить в Монтелете, от силы полгода, а сами отправились на запад искать свое счастье.

Но, отосланная в Монтелет не мешать родителям воплощать мечту в реальность, Найрин самым жестоким образом разрушала мечту о счастье Дейн.

Все изменилось с того самого дня, как Найрин появилась в доме. Прошло уже четыре года, как она приехала, и за все это время ее родители не прислали ни весточки. Дейн фактически не выходила из спальни, где лежала, прикованная к постели, ее мать. А в это время Найрин, которая, как предполагалось, станет помогать Дейн ухаживать за больной хотя бы из чувства благодарности тем, кто поселил ее у себя, успела заставить отца Дейн поверить, что он не может обойтись без нее. Каким образом она этого добилась, Дейн предпочитала не думать. Но она хорошо помнила, как это случилось.

– Моя дорогая Дейн, – сказал он тогда таким противным голосом, каким вещают нечто якобы ведущее к всеобщему благу, – мы все знаем, что у тебя талант к уходу за больными. Стоит лишь вспомнить, сколько времени ты проводишь в конюшне, если лошадь заболеет или готова родить. У тебя гораздо больше терпения и сил. Я думаю, так будет разумнее в самом деле...

Однако Дейн не видела ничего разумного в том, чтобы отец вкушал удовольствия, которые имела ему предложить Найрин, в то время как Дейн приходилось сидеть у постели умирающей и, держа в руках бессильную, словно лишенную костей, кисть матери, уверять ее, что все идет так, как надо. На самом деле все разваливалось на куски.

Горькая правда состояла в том, что отца притягивала к Найрин ее молодость и чувственность. Найрин поощряла его, дразнила и медленно, но неумолимо выталкивала Дейн из его жизни.