Наконец отец поднял на Макса глаза. Джордан, увидев горящий гневом взгляд отца, сжался от страха.
— Проваливай к дьяволу со своими лицемерными соболезнованиями! — вдруг закричал Патрик. — Пошел вон из моего дома! Убирайся!
Затаив дыхание, Джордан ждал, что ответит на это Кортленд. Все знали, как страшен Макс в гневе. Джордан видел холодные глаза Кортленда, его жестокую и презрительную усмешку.
— Знаешь, Патрик, я не собирался ничего говорить тебе, но... раз уж у нас пошел такой разговор — что же, тебе стоит узнать правду о твоей жене Катэлине.
Как ни юн и неопытен был Джордан, в голосе Макса он уловил плохо скрываемое торжество. Макс наслаждался — наконец-то он сказал то, ради чего пришел.
— Что? О чем ты? Какую правду? О моей жене?
— Да, о ней. Я знаю многое, Патрик, гораздо больше, чем ты думаешь.
От многозначительной интонации и особенного интимного тона Макса Джордан почувствовал отвращение.
— Что... что ты говоришь? — прохрипел Патрик.
— Дело в том, что ты никогда не был достаточно хорош для Катэлины.
Джордан увидел, как взбешенный Патрик вскочил на ноги. Кортленд спокойно протянул руку и толкнул отца в грудь. Патрик рухнул в кресло как подкошенный.
Джордан рванулся было, чтобы помочь отцу, но что-то удержало его. Да, Максимилиан Кортленд мог вселить страх в кого угодно — здоровенный, жестокий, самоуверенный Кортленд всегда знал, чего хочет, и привык добиваться своего любой ценой. Шестнадцатилетнему мальчишке, даже такому высокому и крепкому, как Джордан, было немыслимо бросить вызов Максимилиану. На мгновение Джордан ощутил острый стыд за свою трусость, но следующие слова гостя заставили его забыть обо всем на свете.
— Катэлина сохла по мне не один год, Патрик. Вот я и дал ей то, чего она так желала.
Как ни поражен был Джордан, он все же уловил в интонации Кортленда нотку звериной жестокости. Патрик поднял глаза.
— Ты говоришь о моей милой Катэлине... как о шлюхе, — мучительно вымолвил он. — Ты всегда увивался за ней... ты, американский ублюдок, она видеть тебя не могла!
— Так она говорила тебе, да? А мечтала она обо мне... о таком, как я, о настоящем южанине из Лимерика. А вовсе не о тебе, вонючем протестанте из твоего нищего Дерри!
Джордану вспомнилась мать — ее прекрасная, нежная, чистая кожа, ее черные, как ночь, волосы и тот едва уловимый фиалковый запах, который всегда тянулся за ней по комнатам. Плевать на все, что говорил Макс Кортленд! Мама, мам, всегда такая нежная и такая сильная — этими качествами отличалась вся ее семья, и именно эта сила всегда так помогала им в трудные минуты. Джордан не знал тогда, что ее родители не считали, как и Макс, что Патрик, происходивший из протестантской семьи из Лондондерри, подходящий муж для Катэлины, северянки из Гэлвея. Не знал он и того, что именно враждебность ее семьи вынудила его родителей покинуть после свадьбы Ирландию.
Конечно, Макс лжет! Мама никогда бы и не посмотрела на него. Он просто нарочно злит и бесит отца, но зачем? К чему эти страшные и жестокие слова в день похорон? Этот Макс просто негодяй, и простить этих слов нельзя.
— Она сама прыгнула ко мне в постель, Патрик. А потом мне это приелось. Пришлось сказать ей об этом, вот она и покончила с собой.
Джордан замер. Так мама убила себя? Голова у Джордана закружилась, и он почти потерял сознание.
— Ты... ты грязная скотина! Катэлина умерла от змеиного укуса! — простонал Патрик, обхватив голову руками.
— Пусть все остальные так и считают. Но мы-то с тобою знаем, как было дело.
Отец молчал. Когда же он выгонит Макса вон? Но отец только поднял голову и бессмысленно посмотрел в пространство, как будто не понял услышанного. Джордан внезапно почувствовал приступ тошноты.
— Ничего, Патрик, — донесся издевательски-сочувственный голос Макса. — Ей пришлось нелегко. Женщины не могут отказать сильному мужчине. Так уж устроено.
— Катэлина больше жизни любила нас с Джорданом! — еле слышно произнес Патрик. — Она никогда бы не предала нас... да еще с таким, как ты. Никогда! И никогда бы... — Патрик зарыдал.
Ни разу Джордан не видел отца таким слабым и сломленным. Эти три последних дня так странно изменили его, и сейчас он был словно чужим. А вдруг он никогда не придет в себя?
— И бьюсь об заклад, ты бы никогда не подумал, что она покончит с собой, — оскалился Макс.
Патрик Хейл мучительно захрипел. Это был хрип смертельно раненного животного, почуявшего близость смерти.
Читать дальше