– Пусть благословят тебя все боги Олимпа! – взвыла, рыдая от счастья, Родоклея. – Прости, прости меня! Я помогала им, но с этим кончено! Кончено! Я… хотела рассказать все властям, но боялась, что Фирио сбежит, а меня распнут на городской стене за пособничество! А теперь Фиори хочет отомстить Хоресу Евпатриду, мужу Алепо, и она так спешила убить его, что не закрыла крышку подвала, и ты спасла меня, и… я, клянусь, я хочу только одного – уйти отсюда!
Бледное лицо Эфимии чуть порозовело.
– Что ты говоришь? – пробормотала она. – Фирио хочет убить Хореса Евпатрида?! Но моя госпожа… Но Тимандра…
Она осеклась:
– Мы должны остановить Фирио! Где она замыслила совершить это убийство?
– Она что-то бормотала про пир, который устраивает вечером архонт, – с трудом вспомнила Родоклея. – И про жрицу, которая не позволила ей проникнуть в школу гетер…
– Мы должны идти в школу гетер, – решительно сказала Эфимия. – Помоги мне! Мы расскажем все Тимандре, она придумает, что надо сделать!
– Ох, – захныкала Родоклея, – да меня Тимандра и слушать не станет.
– Почему? – удивилась Эфимия и вдруг всплеснула руками: – Не может быть… как же я не догадалась раньше?.. Неужели?.. Скажи, как твое имя?
– Родоклея, – прохныкала сводня. – Неужели Тимандра говорила обо мне? Я ведь знала ее еще в те времена, когда она звалась Идоменой…
– Говорила, – кивнула Эфимия. – Но она не держала на тебя зла. Пойдем! У меня слишком мало сил, я не дойду сама, а ждать нельзя! Если ты поможешь Тимандре спасти Хореса, она простит тебя, я уверена!
– В ответ я попрошу только дать мне приют, укрыть меня от Фирио! – взмолилась Родоклея.
– Думаю, верховная жрица даст тебе приют – ведь Хорес Евпартрид ее давний друг, мне говорила Тимандра, – слабо улыбнулась Эфимия. – А теперь пора идти!
Это было легче сказать, чем сделать. Эфимия еле передвигала ноги, и Родоклея то и дело останавливалась, чтобы прислонить ее к какой-нибудь ограде и освежить водой, которую они, на счастье, догадались прихватить с собой из дома Таусы в тыквенной бутылке.
Казалось, они целый век бредут из Северного предместья к площади Храма! Но вот наконец показались знакомые высокие ступени, и обе женщины радостно переглянулись. Однако Родоклея тут же тяжко вздохнула, представив, каким мучением станет для них подъем к вратам храма, который возвышался над городом.
Силы Эфимии кончились уже на третьей ступени. Она поникла на каменную плиту и простонала:
– Родоклея, ты должна идти одна. Я больше не могу!
– Я не пойду! – взвизгнула Родоклея. – Тимандра меня и слушать не станет! Она мне не поверит! Она…
– О Великая Богиня! – вдруг раздался рядом с ними изумленный девичий крик, и Родоклея, оглянувшись, увидела двух девушек в серых хитонах и плащах, а рядом с ним – осанистого евнуха в белом одеянии.
– Тимандра! Адония! – простонала Эфимия, протягивая к ним руки.
– Ты вернулась! – закричали девушки и бросились к ней. – А мы так беспокоились! Мы оплакивали тебя!
– Я вчера искала тебя по городу в сопровождении стражников архонта! – рассказывала Тимандра, усаживая измученную подругу поудобнее. – А сегодня верховная жрицы велела новому евнуху сопровождать нас к твоим родным. Мы надеялись узнать, вдруг ты подала о себе весть. Но где ты была? Что с тобой случилось?
– Это очень долго рассказывать, – прошелестела Эфимия. – Меня помогла Родоклея.
– Родоклея?! – Тимандра так резко повернулась к сводне, что чуть не упала.
Зато упала та – на колени. И молящее сложила руки:
– Идомена, девочка моя… Кора… Прости…
Тимандра протянула руку и погладила Родоклею по седой голове:
– Мне не за что прощать тебя. А за спасение Эфимии я сама встану перед тобой на колени – в знак благодарности!
– Я буду молить о приюте при школе гетер! – захныкала старая сводня. – Я вам пригожусь!
– Думаю, верховная жрица тебе поможет, – улыбнулась Тимандра. – Ведь она знакома с тобой еще по Афинам. Она рассказывала, что с твоей помощью нашла жену одному человеку… Хоресу Евпатриду…
– Хорес Евпатрид! – слабым голосом вскричала Эфимия. – Мы чуть не забыли, Родоклея! Мы чуть не забыли, что Фирио хочет его убить!
Коринф, Южная окраина, булевтерий
Слугам архонта пришлось потрудиться, чтобы вместить в не слишком большой внутренний двор булевтерия столько гостей, да еще устроить поудобнее, тем более, что это был тот редкий случай, когда вместе собирались и мужчины, и женщины. В театрах было гораздо проще: народ вперемежку садился на скамьях амфитеатра, – а здесь все же предполагалось задать небольшой пир. Весь двор был поделен на три части: первая – помост для выступлений танцоров, актеров и музыкантов, справа – столы для мужчин с апоклинтрами вокруг них, слева – это была самая маленькая часть – столы для женщин и стулья, на которых предстояло сидеть жрицам и избранным супругам самых именитых горожан.
Читать дальше