Софи Нордье - Верность виконтессы. На службе Ее Величества

В донжоне Симон пошел освобождать челядь, а Робер, перепрыгивая через ступеньки, побежал в комнаты хозяев – убедиться, что там действительно пусто.

Неожиданно из Рыцарского зала на лестничную площадку вышел мужик с мешком в руках; оттуда торчали бронзовый канделябр и горлышко серебряного кувшина. Слуга-мародер! Решил, что украденное им спишут на похитителей ребенка. Робер почувствовал такую брезгливость, что даже не подумал вытащить меч. Но здоровый мужик – наверняка кузнец или мясник – уже возомнил себя богачом и вошел в раж. Он выхватил из-за голенища огромный нож и со звериной злобой нанес графу два удара в живот. Кольчуга под его силищей разлетелась, словно ветхий холст в руках швеи. Еще ничего не понимая, Робер припал к стене и медленно сполз на пол. Убийца довольно резво для человека его комплекции побежал вниз к выходу.

Вскоре снизу донесся шум стычки и грохот падения тяжелого тела. Очевидно, Симон оказался не столь щепетильным. Раздался его крик:

– У мародера окровавленный нож. Граф ранен!

Первой к раненому прибежала Вивьен и замерла в ужасе от увиденного. Сквозь пальцы Робера, зажимающие страшные дыры на животе, обильно лилась кровь; покореженные кольца хауберка торчали из развороченной, но еще живой плоти.

– Лекаря! – Придя в себя, служанка заорала так, что у графа едва не лопнули перепонки.

– Не кричи, – прошептал он и облизнул пересохшие губы, – бесполезно.

Робер слишком много воевал и знал, что после таких ран не выживают. Мучительная боль прокатилась внутри очередной волной. Он закрыл глаза. Сил цепляться за берег жизни не оставалось. Его неумолимо уносила река забвения. Хватка смерти на мгновение ослабла, и, разлепив мутные от боли глаза, граф прохрипел:

– Маленький Робер там…

– Знаю, Симон сказал мне, – перебила его Вивьен: она хотела, чтобы он поберег силы.

Справившись с очередным пароксизмом боли, граф снова зашептал:

– Передай Сабине, я любил ее… всегда… люблю…

Он уронил голову на грудь.

Вивьен опустилась на колени и обхватила Робера за плечи. За спиной у нее уже толпились запыхавшиеся слуги, но к черту приличия! Она всю жизнь неимоверно уважала этого Рыцаря, самого благородного мужчину на свете! А сейчас он умирает на ее глазах от руки какого-то воришки. Где же справедливость, Господи? Вивьен сотрясалась в рыданиях.

Робер дернулся в ее руках и замер. Навсегда.

Париж. Зима 1229 года

Париж утопал в праздничной роскоши. С окон свисали узорчатые ковры, стены пестрели гирляндами из сосновых ветвей, украшенных яркими лентами; наиболее состоятельные бюргеры прикрепили над входными дверями целые полотнища переливчатого разноцветного шелка. В дни народных гуляний по распоряжению прево тесные парижские улочки каждое утро очищались от мусора. К тому же мороз безжалостно уничтожил тлетворные запахи и освежил воздух. В канун Жирного вторника [2] Последний день празднеств и развлечений перед Великим постом. природа и вовсе сказочно одарила горожан, выстелив город пушистым снежным ковром. В общем, Париж был наряден и чист.

Завтра Пепельная среда – начинается Великий пост. Поэтому сегодня парижане, облачившись в лучшие одежды, спешили вдоволь наесться, напиться и навеселиться на полтора месяца вперед. Дети с радостным визгом кувыркались в снегу, влюбленные парочки шушукались и целовались в самых неожиданных местах.

На углу старенькой часовни дородная женщина, сцепив ладони на плече невысокого мужа, клянчила давно желаемый подарок:

– Дидье, ну ты же обещал! Купи мне шелковую голубую ленту, она так украсит мои косы!

– Обещал? – Мужчина прищурил пьяненькие глазки. – Не помню!

– Как не помнишь? – Женщина задохнулась от возмущения. – Осенью, на День Всех Святых! А еще ты обещал подарить мне черепаховый гребень.

– Разрази меня гром, не помню!

Дидье хитро ухмыльнулся и потянулся губами к ее румяной щеке. Но женщина уже поняла, что муж дурачится, и, неожиданно гибко прогнувшись, уклонилась от поцелуя.

– Купишь обещанное – вечером зацелую тебя до смерти, – кокетливо пообещала она.

Мужчина облизнул губы, пересохшие то ли с похмелья, то ли от возбуждения, и, схватив растопыренной пятерней супругу пониже спины, решительно повернул назад к ярмарочным рядам, где в шумной торговой толкотне множество таких же подвыпивших мужей покупали своим женам долгожданные подарочки.

Посреди ярмарки на круглой площади в загодя сколоченном балагане разыгрывалась красочная костюмированная мистерия. Талантливые жонглеры, не жалея голосовых связок на морозе, демонстрировали зрителям сценки на библейские сюжеты. Такие мистерии в дни празднеств разыгрывались ежедневно во многих местах Парижа, и если все их обойти, можно воочию познакомиться с историями Ветхого и Нового Завета от начала до конца. На подобные представления съезжались толпы людей не только из близлежащих окрестностей. Не каждый крупный город мог позволить себе столь дорогостоящие мистерии. Поэтому жители отдаленных селений долгие месяцы экономили, копили деньги, чтобы несколько дней от души поразвлечься в столице.