Рикарда Джордан - Люция. Спасенная

Почти в каждой иудейской семье была прислуга из числа христиан. В Шаббат – субботу – они избавляли своих господ от необходимости выполнять обычные дела по хозяйству, что иудеям было запрещено по религиозным соображениям.

Рахиль кивнула.

– Если у нее десять детей, то какая разница – одним больше, одним меньше… – рассудила она, взглянув на своего подкидыша. – Мать семейства с удовольствием возьмет малышку на постой за несколько пфеннигов. А когда ее дочь придет на работу, она принесет младенца с собой. Она ведь живет дома, не так ли?

Сара кивнула:

– Конечно. Гретхен уходит домой каждый вечер. Сами понимаете…

Иудеям было запрещено размещать слуг-христиан под своей крышей.

Рахиль просияла:

– Ну вот! Где десять, там и одиннадцать! И никто не спросит, откуда они взяли нового младенца, поскольку все давно сбились со счета. Как полагаете, реб Вениамин? Вы поговорите с девочкой?

Аль-Шифа, почти не веря своим ушам, схватила ребенка, с которым она уже успела попрощаться. Вениамин фон Шпейер заметил, какими глазами она смотрит на младенца. Хозяин дома был перед ней в долгу. Без ее вмешательства его сын тогда бы не выжил.

Наконец фон Шпейер кивнул.

– Тогда придумайте ей имя. – Он встал и отправился на поиски служанки, которая, вероятно, уже сладко спала у печки. Шпейерам приходилось чуть ли не силой отправлять девочку домой каждый вечер. Действительно ли они совершили хороший поступок, решив добавить в ту семью еще и подкидыша? Родной дом Гретхен явно не мог похвастать ни теплом, ни безопасностью.

Гретхен не совсем поняла, о чем идет речь; она и впрямь не отличалась сообразительностью. Поэтому фон Шпейеру пришлось отправиться к ней домой и поговорить с ее матерью. Он с отвращением пробирался по грязным улицам на окраине иудейского квартала. Жадные домовладельцы понастроили в проходах между домами, изначально служившими противопожарной защитой, деревянные лачуги. Так возникли примитивные убежища, дававшие крышу над головой семьям бедняков. Если действительно случится пожар, эти домишки, конечно, сгорят первыми: соседствовавшие с ними каменные дома находились под защитой противопожарных стен. Фон Шпейер втянул голову в плечи, когда Гретхен постучала в дверь своего дома. Тонкие жерди, служившие крышей, прилегали друг к другу неплотно, так что дождь стекал в щели между ними и лил торговцу на голову.

Гретхен, похоже, едва ли обращала внимание на сырость. Она быстро проскользнула внутрь и оставила фон Шпейера вести переговоры с ее матерью. Рике-бондариха оказалась упрямой и хитрой бабой. За очень короткое время она выторговала для новорожденной практически королевское содержание.

– Вы же должны понимать, господин, что речь здесь идет и о чести тоже, – откровенно заявила она. – Все же решат, что младенец – плод утробы моей Гретхен. А ведь она невинна, как агнец Божий, господин! И кто знает, возможно, у нее даже появится муж… Но если все будут знать об ублюдке…

– Вы могли бы выдать младенца за своего ребенка, – предложил Шпейер, пытаясь набраться терпения. При взгляде на детей Рике было очевидно, что в создании этой толпы сорванцов участвовал отнюдь не один мужчина.

– И я позволю Гретхен таскать его туда-сюда? Нет-нет. Если я выдам ребенка за своего, то добавьте на его содержание еще три медных пфеннига в месяц, и тогда вам больше не о чем беспокоиться!

Вениамин окинул взглядом неухоженное жилище: грязный глиняный пол и замызганные, холодные спальные места для детей, которых, конечно же, никто не мыл перед сном. Днем он иногда видел их на улице – они слонялись без дела, никому не нужные. Не такой он представлял себе жизнь маленького подкидыша Рахиль.

– Я добавлю три медных пфеннига, но каждый день вы будете отдавать ребенка Гретхен, чтобы она приносила его нам, а вечером будете класть его в чистую постель. Мы учим Гретхен содержать дом в чистоте и стелить постель. Она поймет, чего я хочу. А если ребенок принесет ко мне в дом вошь или блоху, я больше не стану платить эти три пфеннига! Так что, по рукам?

Вениамин достал кошель.

Бондариха кивнула. Но она все еще не сдалась. Не хватало, чтобы последнее слово осталось за богатым иудеем!

– Но вы принесете его в мой дом только после того, как покрестите, слышите? – заявила она. – Я не возьму ребенка-язычника, и уж тем более жидовского ублюдка!

Вениамин попросил у своего бога отсыпать ему еще немного терпения и кивнул.

– Ребенка покрестят по христианскому обычаю, и уже в воскресенье вы сможете принести его к причастию, – пообещал он.