Егор Уланов - Тунисские напевы

– Я сейчас не могу, я занят, – крикнул юноша, так, что Малей испуганно повёл бровью.

– Ну, иди, иди… – запричитал старик себе под нос. И юноша побежал в комнату слева. Туда вели две двери, выкрашенные бирюзовой краской; открытые настежь и завешенные изнутри тяжёлыми бардовыми шторами. В комнате не было окон, и от того делалось прохладно. Две наложницы спали на своих ложе и Кирго попросил их выйти на двор, дабы они не вдыхали пыли. Девушки нехотя удалились, и евнух остался один.

Каменный пол, изукрашенный жёлто красной мозаикой, казалось, блестел от чистоты, но Кирго старательно подмёл и промыл его. Затем омыв себя, евнух мог сменить постели наложниц. Их было всего четыре – по две слева и справа. Перины огромные и мягкие, словно облака. Сама кровать состояла из места для сна и примыкающей к ней вплотную лавочке. Сверху нависали красные шторки, которые можно было запахнуть и остаться одной. На шторах золотом блестели узоры и свисали кисти, тоже золотые. Выше них было резное красное дерево, изображавшее ветви кипариса, венчавшее перегородки и как бы отделявшее ложе одной наложницы от другого. Кирго застелил четвёртое свободное ложе шелками, украсил его, повесил штору.

У стены, напротив входа стоял комод, тоже золотого оттенка, а над ним нависало мутное зеркало. Юноша вдруг понял, что нужно его протереть. По бокам от зеркала находились две картины, изображающие женщин в платьях, стоявших в полный рост; одна в поле, а другая среди города. То были одни из немногих предметов изобразительного искусства, которые находились в гареме, и Кирго любовался ими даже сейчас.

Но дел не убавлялось, и евнух ещё долго мыл, чистил и украшал всё, до чего добирался. Скудное повествование об этой процедуре было введено только для того, чтобы описать быт наложниц: устройство и убранство их комнат. Думаю, читателю не составит труда представить себе белёный потолок, висящую под ним хрустальную люстру с десятью свечами. Плитку на стенах под потолком сине-зелёного отлива с затейливыми арабесками. И узоры, узоры повсюду: на скамьях, на тканях, на бесчисленном количестве подушек. Посему, раз уж мы выполнили цель по созданию некоего образа, то можем опустить дальнейшие изыскания юного слуги и перенестись во внутренний двор. Тут, в это самое время, собрались несколько наложниц, дабы обсудить некоторые вопросы, касавшиеся до каждой из них.

Мусифа, уже знакомая вам, развалилась на диване, подняв ножки к верху. Гайнияр – полная девушка с розовыми щеками сидела напротив, играясь с драгоценным камнем. Наложница с именем Асира – самая старшая из них – царственно восседала в кресле.

– Что же наш евнух так суетится? – отмечала Гайнияр с лёгкой ухмылкой.

– Да уж опять, поди, какая-то глупость, – отвечала Мусифа тоном обиженного ребёнка, – он даже опахалом не помахал, хотя жара такая…

– Сегодня прибывает новая наложница господина, он готовится. А после хлопот наверняка соберёт всех нас, дабы сообщить, что у нас пополнение, – заключила Асира.

Мусифа несколько раз хлопнула ресничками. – А ты откуда знаешь? – Удивилась она.

– Мужчины думают, будто умеют что-то скрывать от нас. На самом деле это женщины позволяют им так думать, – улыбнулась Асира.

Гайнияр продолжала играть с драгоценным камнем, не обращая внимания на разговор, но невольно участвуя в нём. – Интересно, кто эта новая? Откуда она?

Стояла обычная для Сусса жара, но девушкам отчего-то было скучнее обычного. Воздух тяжело перемещался по дворику, принося за собой не прохладу, а ещё больший зной. По шее Асиры медленно стекала серебряная капля, стремясь всё ниже и пропадая меж двух смуглых перси. Наложница была уже не молода. Однако красота её блестела ярче многих: с особой силой, словно предчувствуя скорое увядание. И мудрые, хоть и наполненные презрением глаза часто искали чего-то вокруг. Ей не хотелось говорить. Она видела тоже самое и в своих подругах. Но чем ещё занять себя в таких похожих днях гарема. Поэтому она начала вслух рассуждать, кем же будет новая наложница.

Тут же это рассуждение подхватила Мусифа. Удивительно подвижная и яркая девушка в каждом движении своем струила простоту и лёгкость. Звонкий голос её бойко перебирал разные варианты и предлоги, а воображение ребенка рисовало безыскусственные, хоть и мелкие образы.

Гайнияр глядела добрыми, но пустыми глазами, как у теленка. Когда она говорила, часто не могла найти слов, сбивалась, махала руками и быстро моргала. Вся её тучная фигура, казалось, не создана для изящества и красоты, и стоило в это поверить, как она тут же умела удивить тебя.