Зоя Цветкова - По ту сторону войны [СИ]

— Зачем..

— Чтобы однажды вернуться вновь. — Он сказал это с каким-то сожалением. Долго думать не нужно, чтобы понять, что следующий визит не будет дружеским. Об этом нужно сказать другим, подготовить их.

— Что мы вам сделали? — Спросила я, давясь слезами, это слезы обиды. Сколько раз уже я слышала о чистоте нации, о том, что евреям, цыганам здесь не место, что их нужно истреблять. Но никто до сих пор не дал ответа на вопрос, за что?

— Есть люди, которые решают, кому жить, а кому нет, эти люди чтят чистоту нации — Отрезал Густав. — Не задавай больше вопросов, ясно? — я замолчала, больно прикусив губу.

И мы сидели за домом, ожидая, когда же выйдут немцы, я думала только об одном, только бы с Наташей ничего не произошло. Я искоса смотрела на Густава, он такой серьезный, сконцентрированный. Как и при первой нашей встречи, он и тогда держался как истинный ариец, о которых я читала в книгах. У него красиво очертаны скулы, ровный нос, острый чуть приподнятый подбородок, придающий ему мужественный вид. Я раньше не смотрела на мужчин и парней, не замечала их так подробно, как сейчас. Я немного отвлеклась.

— Ты что смотришь? — Я испугалась, что он заметил мое внимание, я действительно очень явно его рассматривала.

— Ничего, просто ты…симпатичный. — Я опустила глаза вниз и больше не поднимала. Краска пробиралась до ушей, я нервно перебирала пальцами.

— Сколько тебе лет? — его голос немного смягчился.

— 14.. — Он поднял бровь.

— Маленькая еще, поэтому такая добрая и наивная. Мне 19. — Я слегка улыбнулась. Действительно, наивности во мне с лихвой.

Когда дверь дома открылась, Густав подтянул меня ближе к себе, от сего я даже дышать перестала. Они уходили. Но мою руку все еще держали. Его ладонь очень теплая.

— Теперь иди, аккуратно. — Он выпустил меня, но я остановилась. Посмотрела ему прямо в глаза. Не могла подобрать слов, от чего еще больше терялась.

— Спасибо тебе…я тебя еще увижу когда-нибудь?

— А ты этого хочешь? — Он улыбнулся.

— Хочу. — сразу же ответила я и осмелилась взглянуть на него.

— Тогда встретишь, а теперь беги, пока не увидели. — Он тоже начал уходить, только в противоположную сторону.

Я осторожно вошла в дом, сестра убирала со стола. На глазах испуг, руки дрожали, поэтому предметы валились на пол.

— Они что-то сделали тебе? — Я помогала ей мыть посуду.

— Нет, ничего, просто ужасно непривычно. — Наташа устало потерла переносицу.

Я вспомнила про письмо, достала его, развернула и начала читать вслух, улыбаясь.

«Девочки мои любимые, держитесь вместе, меня перевели в Москву, теперь я там в госпитале, много раненных и больных, но мы справляемся, я в безопасности. Как вы? Все ли хорошо, я слышала, что к нам в город немцы ходят. Надеюсь, вас они не тронули, я ужасно скучаю вечерами по вам, вы мне снитесь, Наташа такая румяная и счастливая, в платье свадебном и Соня, танцующая и заливисто смеющаяся. Держитесь вместе, не отпускайте ни на шаг друг дружку. Люблю вас, ваша мама».

— Вот видишь, все хорошо! Наташка.. — Я посмотрела на нее.

— А от Сережи нет писем уже 5 дней…

— «Повестки!!!» «Новые повестки!»

Крик заставил меня проснуться, я и не заметила, что проспала целый чай. Все из-за Ани, которая засиделась у меня дома допоздна. Сумбурно оделась и поспешила выглянуть в окошко, мимо пробежал с горой газет и какой-то коробкой Максимка, сын почтальона, он тоже иногда мне помогает. Он оббежал босыми ногами улицу. А Аня все еще мило посапывала на кровати, растянувшись снежинкой, она даже не слышала того, что на улице творилось. Пришлось на улицу выйти одной, на полпути остановила мальчонку.

— Что значит повестки? — В недоумении покосилась я на сумку на плечах мальчика, где виднелась куча бумаг, и все они имели одинаковый вид, как под копирку.

— Нужны люди на фронт! Не справляются наши солдаты. Девушки тоже могут идти, но по желанию. Жаль, что мне нельзя, маленький еще. — с досадой подытожил Максим.

— Вы что, ироды, всех мужчин наших забрать собрались, что за напасть? — Взревела тетя Тоня. Она выбежала из дома, как и сотни людей, за спиной ее показался сын, единственный сын, который выжил, и ему едва исполнилось 17.

А потом начались спор, проклены, крики. Каждая женщина начала отстаивать своего ребенка. Но, что толку от их комментариев и ругани несчастных матерей? Это все равно не остановит поезда, ведущего детей на фронт. Это от нас не зависит, когда-то уже они также ругались во время начала голодомора, но он их все-равно одолел.