Екатерина Оленева: Так становятся звёздами. Часть 1 [СИ]

— Прошу вас, не нужно играть со мной! Просто скажите — зачем вы убили мальчишек, почти ещё детей? Это же не принесло вам славы?

— Это внушило страх в сердце наших врагов и в сердца тех, кто колеблется с выбором. Верность не всегда заслуживается любовью, Гаитэ. Куда чаще к ней вынуждают другие средства.

— Это ваше кредо? Становясь между выбором — любовь или страх, — выбирай второе?

— Только когда дело касается войны. С женщинами всё иначе.

Они как раз дошли до лестницы и Сезар галантно предложил Гаитэ руку, о которую она оперлась, малодушно пользуясь случаем и возможностью сближения под таким, пусть нехитрым, предлогом.

— Вы могли бы проявить милосердие.

— На самом деле я его и проявил. Ещё до того, как я приехал в Тиос ко мне прибыли посланники с просьбой избавить их от семейства Форсева. Они не в первый раз сеяли смуту. Предыдущее восстание было подавлено года два назад, не больше. Провинция не смогла самостоятельно избавиться от алчного семейства, тратившего состояние богатого портового города на свои нужды. А, как известно, жадный человек — слабый человек.

— С каких это пор слабость стала поводом, чтобы вырезать всю семью под корень? — возмутилась Гаитэ. — Я достаточно успела узнать за это время мужчин, особенно в вашем пылком семействе. Гордость служит первоосновой вашего естества, но, Сезар, есть же предел? Это показательное кровопролитие — чем можно его оправдать? Обязательно ли было демонстрировать всему миру свою силу таким способом?

— Это было необходимо.

— Убивать детей?

— Самому младшему из убитых волчат было семнадцать. Конечно, ещё не матёрый волк, но тому, кто рождён мужчиной, достаточно лет, чтобы успеть отрастить острые зубы. Разве ваш собственный брат тому не пример?

— Если и пример, то леденящий душу. Судя по вашим поступкам, у него дурные перспективы. И вы должны понимать, что у подобного вашего поступка будут последствия.

— Я понимаю. Именно потому он до сих пор жив. А что касается Форсева, то изначально у меня не было столь кровожадных намерений на их счёт. Я заранее объявил о своём прибытии, договорился о перемирии, пытался устроить переговоры. Но всё кончилось тем, что их войска устроили нам засаду, истребив наш эскорт. Вместо того, чтобы, как полагается мужчинам, решать вопрос боем или разговорами, они подло пытались сбежать, бросив людей, зависящих от них, на произвол судьбы. Пытаясь бежать, Форсева сыпали не только проклятиями — их можно терпеть. А вот их обещания вернуться с варкаросскими войсками и кораблями меня напрягали гораздо сильнее. Когда же до меня дошли слухи о том, что выродки Форсева угрожали безопасности моей сестры… и твоей тоже…

Сезар замолчал, сжимая челюсть едва ли не до хруста.

— Ты знаешь, как погибла моя мать? — спросил он.

— Твоя мать?..

— Да, моя мать! — с горечью усмехнулся он. — Тебя удивляет, что у нас с Торном была мать? Думала, мы с ним выскочили прямо их пекла, с рогами и копытами, как гласит молва?

— Нет, конечно. Просто я не ожидала, что ты упомянешь о ней.

— Да. В нашей семье не любят её вспоминать. Знаешь, почему? Потому что мы подвели её. Мы все: мой отец, мой брат и я. В очередной мелкой междоусобицы никому не пришло в голову позаботиться о её безопасности и простой солдат вспорол её брюхо после того, как изнасиловал, словно простую крестьянскую девку! Потом я отыскал ублюдка, похваляющегося тем, что был там же, где сам император, и намотал его кишки на свой меч. Но этим я не сумел ничего исправить. Я не вернул жизнь своей матери, не очистил её честь. Я до сих пор не знаю, какими были последний часы женщины, подарившей мне жизнь, но у меня есть все основания предполагать, что она познала ад ещё при жизни. И я скорее умру, чем допущу, чтобы это повторилось снова — с моей сестрой или с тобой. И мне плевать, что мои действия считают слишком жестокими. Если один пожар можно остановить с помощью другого, а большую жестокостью предотвратить меньшей — так тому и быть. Я готов платить эту цену. И пусть меня судят, как хотят.

Гаитэ слушала внимательно. И, как ей казалось, кое-что смогла не только услышать, но понять.

— И всё же, Сезар, не думаешь ли ты, что, если перегнуть палку, можно скорее не предотвратить, а скорее, наоборот, спровоцировать новую волну насилия? Знаешь, твои жестокие поступки подняли настоящую волну восстаний?

— Конечно, знаю! — раздражённо откинул Сезар падавшие на лицо волосы. — Кому, как не мне, приходится иметь дело со всем этим дерьмом, пока мой брат, словно паук в центре паутины, сидит и ждёт смерти отца, желая воспользоваться всеми преимуществами сразу.