Рене Энн Миллер - Коварный обольститель [litres]

– Милая, может, ты отдашь мне этот пистоль, и мы зайдем в дом, сядем и спокойно обсудим все, что тебя так расстраивает?

Он осторожно шагнул к женщине, но она тут же отступила. В широко раскрытых глазах читалось настоящее безумие. Она повела стволом.

– Не двигайся, Хейден, или, клянусь, я выстрелю.

Он поднял руки в защитном жесте, и тут за ее спиной раздался уверенный топот чьих-то ног. Граф всмотрелся в тающие облака тумана: к ним приближался невысокий и необычно сложенный человек. При поразительно широких плечах торс казался слишком узким и даже хрупким. Наконец странный человечек вошел в круг света уличного фонаря. Проклятье! Это был юный Джимми Макгивни, разносчик газет, внушительный сверток которых он нес на своих широких плечах. В любой момент Адель может услышать шаги Джимми – нельзя было допустить, чтобы эта безумная, испугавшись, обернулась и выстрелила. Хейден прыгнул вперед, чтобы выхватить у нее пистолет. Кремень сухо ударил по стали запальника, и пламя вспыхнувшего пороха рассеяло темноту. Грохот выстрела отдался вибрацией во всем его теле, а запах сгоревшего пороха ударил в нос. Граф упал, рухнув на мостовую так, будто его ноги отнялись. Хриплый вздох вырвался из его груди, мокрые камни мостовой обожгли ледяным холодом лицо, а по бедру разлился нестерпимый жар, проникавший, казалось, даже в спинной мозг. Через несколько секунд жар начал стихать, уходя из его тела вместе с кровью, темной лужицей растекавшейся на мостовой. Осталась только острая вяжущая боль. Он закрыл глаза, и тут же перед его мысленным взором возникло прелестное лицо Лауры. «Прости меня, моя любовь». Затихающий стук каблучков Адели ненадолго вернул Хейдена в действительность. Он заставил себя поднять отяжелевшие веки. Яркий, почти ослепляющий свет больно резанул по глазам, но уже через мгновение его окутал полный мрак, и странное тепло разлилось по телу, увлекая в состояние благостного, бездумного забвения.

София Камден распахнула дверь и торопливо вошла в роскошную спальню графа Уэстфилда. В затененной комнате не было запахов, присущих покоям тяжелобольного, не пахло ни застарелым потом, ни мазями, ни выделениями. В помещении разливались запахи ароматного мыла, свежих простыней и пчелиного воска, пахло богатством и неуязвимостью перед разорением, которое при болезни грозит не столь состоятельному человеку. Подняв небольшую лампу с новомодной парафиновой свечой, девушка подошла к массивной кровати с пологом на четырех резных стойках. На постели в беспокойном сне ворочался, словно борясь с дьяволом, граф, при этом ругательства, порой срывавшиеся с его уст, могли бы прожечь уши самого Люцифера. Лихорадка? Сердце Софии замерло от беспокойства. Надо было проверить состояние джентльмена еще вчера вечером, несмотря на приказ не беспокоить его до утра. Поставив лампу и саквояж черной кожи с медицинскими препаратами на комод, девушка бросилась к постели. В плотном сумраке спальни, подсвеченном лишь тоненькой свечкой, она смогла разглядеть, что глаза больного закрыты.

– Ш-ш-ш… успокойтесь, лорд Уэстфилд.

Словно повинуясь магическому заклинанию, граф затих, а сведенные судорогой мышцы расслабились. София приложила ладонь к его лбу: влажный, но жара нет. Она с облегчением вздохнула. Слава богу, это всего лишь ночной кошмар. Впрочем, если в тебя стреляли, в такой реакции нет ничего удивительного. Газеты сообщили, что с места происшествия бежала женщина в плаще, но сам Уэстфилд утверждал, что не знаком с преступницей. София склонилась над раненым и поправила сбившееся одеяло. Потянуло мужским запахом, который напомнил ей запах ароматических шариков, точнее, апельсинов, начиненных зубчиками чеснока, которые она раскладывала в студии своего дедушки, чтобы хоть ненамного приглушить резкий запах скипидара и краски. Пряный и такой знакомый запах… успокаивал? То немногое, что она узнала об их светлости за время своего пребывания здесь, никак не могло успокоить девушку, хотя экономка почти ничего не рассказала. Миссис Бичем проводила Софию наверх, до двери спальни хозяина, пообещав тут же прислать горничную со свежим бельем. Появившаяся буквально через пару минут молоденькая Алиса оказалась не прочь посплетничать и щебетала, как юная птичка, неожиданно осознавшая, что господь наградил ее даром мелодичного пения. Девушка рассказала Софии, что та станет третьей сиделкой Уэстфилда менее чем за три дня, об этом факте предыдущая сиделка, передавая свои полномочия и разъясняя обязанности, не обмолвилась ни словом. Чуть поджав губы, София снова подошла к постели, чтобы разгладить роскошное голубое покрывало из индийского шелка. В ту же секунду Уэстфилд резко вскинул свою мощную длань и схватил ее за запястье. У девушки перехватило дыхание, и глаза широко раскрылись от удивления. Граф ослабил хватку, и его пальцы с неожиданной нежностью скользнули по тонкой коже. От этого интимного, почти любовного прикосновения по коже Софии побежали мурашки, а в животе разлилась сладкая истома.