Жорж Вотье - Шарлотта. Последняя любовь Генриха IV

В этих словах было столько гордости, столько восторженности, что эрцгерцогиня, сначала слушавшая их с притворным равнодушием, наконец выказала волнение.

Альбрехт искал в аналое убежища против своих греховных мыслей, с которыми вел ожесточенную борьбу.

Герцогиня Ангулемская рыдала.

Принцесса, несколько успокоившись, продолжала:

– Я старалась избавиться от оскорбительного заточения, в котором держали меня; я старалась возвратить свободу, в которой отказывали даже просьбам моего отца. Это, может быть, проступок, но и его мне нечего стыдиться, потому что, повторяю, если я и могла казаться виновной, то никогда не изменяла чести… Да, весь мой грех ограничивался мечтою, которая отдавала мне вместо Марии Медичи французский престол и которая позволяла мне посвятить престарелому королю и его славе всю мою любовь и преданность. Вы видите, что эта мечта не очень была преступна…

– И через полгода она осуществится! – с торжеством вскричала герцогиня Ангулемская.

– Через полгода! – машинально повторила Изабелла, которую эта сцена ошеломила, а последние признания привели в крайнее изумление.

Наступило продолжительное молчание. Его прервала принцесса:

– Извините, что я раскрыла вам свое сердце. Но мне не хотелось, чтобы вы могли сохранить обо мне неблагоприятное мнение, которого я не заслуживаю.

Изабелла, по-видимому, хотела уклониться от всякого объяснения, потому что тотчас изменила тему разговора.

– Один Бог – судья наших поступков. Я грешница, и мне не приличествует произносить суждения о деяниях ближних. Я обещала принцу Конде оставить вас здесь до его возвращения. Но когда подается просьба о разводе, я не могу отказать вашему отцу в праве взять вас к себе…

Оскорбленная надменным тоном Изабеллы, герцогиня Ангулемская прибавила тоном еще более торжественным:

– Сегодня же вечером я увезу ее.

– Куда?..

– К коннетаблю Монморанси, к ее отцу, в Шантильи.

– Да хранит ее Господь от всяких козней!

Вошел паж с запечатанным конвертом.

– Что такое?.. Я запретила входить сюда, – сказала Изабелла.

– Ваше высочество, курьер от посланника из Парижа. Ему приказано вручить эту депешу немедленно.

– Подайте эрцгерцогу.

Пока Альбрехт читал, принцесса Конде рассеянно смотрела в отворенное окно на аллеи парка.

– Свободна!.. Наконец!.. Свободна!.. – сказала она вполголоса. – Я увижу его, я посвящу себя его счастью, его славе…

– И скоро будешь французской королевой! – прибавила вполголоса герцогиня Ангулемская.

К ним подошел Альбрехт. Он был очень бледен.

– Вот, – сказал он дрожащим голосом, – депеша, которую Пекиус, наш посланник, прислал ко мне из Парижа.

Он стал читать:

– «Сегодня, в пятницу, четырнадцатого, в четыре часа вечера, король, ехавший в карете, был убит на углу улицы Феронри отчаянным злодеем Франсуа Равальяком, уроженцем Ангулема».

Принцесса вскрикнула…

Она оставалась несколько секунд неподвижна, с диким выражением в глазах, а потом упала с тяжестью статуи.

Бросились к ней на помощь. Одна Изабелла не пошевелилась. Она набожно перекрестилась.

– Богу было не угодно, – сказала она торжественным тоном, – допустить такой соблазн!

Мария Медичи и Кончини управляли Францией.

Когда принц Конде поспешил вернуться в Париж, думая воспользоваться своей долей в пиршестве, все итальянцы отстранились от него. Он принялся составлять заговор против регентши с Гизами и лотарингцами.

Принцесса в это время жила в Шантильи. Говорили, что она в отчаянии, и те, кто видел ее, с трудом находили следы ее великолепной красоты.

Супругов старались примирить. Конде, который после смерти короля не мог иметь никаких опасений и желал сохранить в придворных интригах связи фамилии Монморанси, решился сделать первый шаг. Принцесса приняла это с презрительным равнодушием.

Конде воспользовался ее молчанием, приехал в Шантильи и остался там.

О разводе не было более и речи, а прошло только четыре месяца после того, как нож Равальяка положил конец последней любви Генриха IV.