Елена Арсеньева: Меч Эроса [СИ litres]

– Благодарю тебя, Великая Богиня, – прошептала Тимандра. – Не оставь меня и впредь.

С этими словами она поднялась и отправилась в покои Фаллу.

Это был совсем небольшой храм, устроенный в развалинах святилища, некогда гордо возвышавшегося на холме, но уничтоженного все тем же землетрясением, да так и не отстроенного заново. От былого великолепия остался только один небольшой зал, в центре которого стоял идол Фаллу.

Эллины называли его Приапом – сыном Гермеса и Афродиты, воплощавшим собой непомерную чувственность и постоянную готовность к соитию. О внешности Приапа мало кто что знал, да и кому была интересна эта внешность? Главное, что Приап обладал огромным и неутомимым фаллосом, изображения которых эллины ставили где могли, не только в храмах, но даже на кладбищах и в огородах, надеясь, что эта могучая жизненная сила охранит их от всяческих бед и несчастий. Приап не требовал себе никаких жертв, кроме безудержного и неутомимого блуда.

Однако совсем иначе почитали Фаллу на Крите. Прежде это вообще был тайный культ, не слишком-то угодный Великой Богине, недолюбливавшей мужчин.

Фаллу требовал себе в жертву первую кровь девственниц…

Это было божество, которое являлось сначала огромным и могучим, но со временем оно таяло и изнемогало, постепенно исчезая и сходя на нет. Идол Фаллу лепили из воска, и сначала был он таким огромным и толстым, что разрывал лона несчастных девственниц. Однако потом, после нескольких жертвоприношений, не единожды омытый девичьей кровью, а затем – теплой водой с корнем риза сапоуни [3] Мыльнянка, мыльный корень (греч.).. (это омовение совершали собственноручно жрицы Фаллу, которые и сами никогда не упускали случая с ним совокупиться, невзирая на его мощь и размер, называя это женским жертвоприношением), Фаллу изрядно уменьшался в размерах и становился не больше священного лоури или олисба (в Коринфе его называли лоури, а в Афинах – олисбом) – искусственного фаллоса, который непременно есть у всякой женщины, зарабатывающей на жизнь самым нехитрым и древним ремеслом. Впрочем, иные из замужних жен тоже держат эти игрушки для своих тайных игр и очень тщательно прячут их от мужей.

Может быть, мощь Фаллу во время его уменьшения и становилась не столь впечатляющей, зато девственница переносила соитие легче, испытывала куда меньше боли, а иногда даже и удовольствие могла получить. Бедняжке Мелии не повезло, она угодила на только что воздвигнутый Фаллу, но когда в тайный покой вошла сопровождаемая жрицей Тимандра, она вздохнула с облегчением: бог, видимо, уже истратил почти все свои силы и выглядел вполне безобидно.

Девушка хотела вознести благодарность Великой Богине, но, покосившись на жрицу, благоразумно смолчала: уж очень суровой та выглядела.

Омыв Тимандру в небольшом водоеме, устроенном у подножия Фаллу, жрица умастила ее нежное, нетронутое лоно оливковым маслом и приказала взойти на помост, а потом сесть на идола. Тимандра никак не могла сообразить, как же это сделать, так что жрице пришлось показать ей, и было видно, что она с трудом удерживается от желания принять Фаллу в себя. Но идол был уже приуготовлен к девственной жертве, и совокупление с опытным лоном могло его разгневать.

Тимандра постаралась в точности повторить все движения жрицы, однако, ощутив первую боль, испуганно приподнялась и начала отодвигаться от идола.

– Не смей! – сердито вскричала жрица. – Глупая девчонка! Раздвинь пошире ноги и сядь. Боль – это лишь мгновение, за которым придет блаженство!

Но Тимандра все никак не могла решиться, и наконец жрица с возгласом:

– Да что я тебе, Афина, которая раздвигает Симплегады?! [4] Симплегады встретились на пути аргонавтов в Колхиду. Эти скалы непрерывно раздвигались и сдвигались вновь, давя все, что попадало меж ними. Афина Паллада, благоволившая к Язону, держала Симплегады раздвинутыми, пока корабль «Арго» не проскользнул между ними. – схватила ее за ноги, раздвинула их и толкнула Тимандру так, что она с размаху села на Фаллу.

Испустив вопль, девушка поникла почти без чувств, но жрица еще заставила ее немного подвигаться на идоле, угрожая всеми возможными карами, едва Тимандра начинала жалобно скулить, умоляя позволить ей подняться.

Наконец мучительному жертвоприношению пришел конец.

– Ты глупа и неумела, – уничтожающе сказала жрица, омывая истерзанное лоно Тимандры и смазывая его каким-то жиром, который мгновенно унял огонь и боль. – Молись, чтобы ты не прогневила бога своими стенаниями! Он-то предпочитает стоны восторга…