Наталия Орбенина - Сказочник

Толкушина снова вздохнула и напряженно ждала ответа. Соня долго не могла опомниться и наконец произнесла:

– Сударыня! История ваша повергла меня в удивление и печаль. Что и говорить, для вас положение унизительное. Но коли вы просите о помощи, я вам отвечу, что для меня это большая честь и я приложу все свои усилия, дабы помочь вам!

– Господи, благослови вас! – воскликнула Ангелина Петровна. – Я знала, что вы славная девушка, что не откажете мне! Я не обижу вас в вознаграждении! И буду самой прилежной вашей ученицей!

На том и порешили. И с этого дня Софья Алексеевна зачастила к соседям. Зачем она туда ходит, Соня на первых порах скрывала даже от Матрены.

– И что там вам, медом намазано? – ворчала нянька. – То, бывало, всего раз в год зайдут к Межениным, а теперь, почитай, каженный день! И чего вы туда, и что вам там? – не унималась Матрена, которая совсем не привыкла, что у ее любимицы есть от нее тайны.

– Полно, Матреша, не сердись, не могу я тебе сказать.

– Господи Иисусе! Какие такие тайны? И к чему вам чужие тайны?

Причитала, причитала, и наконец Софья поведала няньке свой секрет.

– Учиться? Французский? Историю с географией? Книжки читаете? Диво-дивное! Ну да ладно, лишь бы деньги платили, а в ученье ничего плохого нет!

Лето пролетело быстро. Так же быстро продвигалось ученье Ангелины Петровны. И очень скоро между ученицей и учительницей возникла нежная дружба, хотя Толкушина была старше Алтуховой на десять лет. Поначалу конечно, обе стеснялись, краснели. Софья Алексеевна боялась быть требовательной, боялась указать ошибки, обидеть Ангелину Петровну. Но потом дело потихоньку пошло на лад.

Осенью Толкушина вернулась в Петербург. Софье было жаль расставаться с ученицей, которая так скрасила ее одинокое лето. И вот однажды из столицы прибыл конверт. Ангелина Петровна писала Соне по-французски:

«Милый друг, Софья Алексеевна! Да, именно милый друг! Теперь, когда нас разделяют версты, я понимаю, что нашла в вашем лице близкого друга и товарища. Только вы понимаете меня так, как я сама. Дозвольте не прерывать наших занятий, дозвольте писать к вам и просить ваших советов».

Соня была потрясена письмом, правда, тотчас же отметила несколько ошибок. Она с восторгом ответила, и между молодыми женщинами завязалась бурная переписка. Чего тут только не было! В письмах, которые регулярно летели в Петербург, Соне пришлось выступать модисткой, швеей, кухаркой, преподавателем светских манер. Но это не составляло труда для девушки. Ведь родители воспитывали ее как истинную потомственную дворянку. И теперь она радостно делилась всем тем, что было ей свойственно с детства.

Прошла зима, и Соня с нетерпением ждала приезда своей ученицы. На сей раз она заявила Ангелине Петровне, что искренняя дружеская приязнь не позволяет ей брать жалованье за уроки.

И тогда Ангелина Петровна предложила:

– Дорогая Софья Алексеевна! Я слишком высоко ценю ваш труд и вашу искреннюю помощь мне! Как я могу не желать вознаградить вас! Если вы не хотите денег, то тогда позвольте мне предложить вам мое гостеприимство, мой дом в Петербурге открыт для вас!

У Софьи даже дух перехватило от счастья! Она окажется в Петербурге! Будет жить в богатом доме Толкушиных! Увидит писателей и актеров! Будет сидеть в ложах театров! Прокатится на роскошном выезде по Невскому проспекту! Девушка запрыгала от радости и обняла Ангелину Петровну. И в ту же зиму, на Рождество, она в сопровождении верных Матрены Филимоновны и Филиппа Филипповича отправилась в сказочный Петербург.

Столица встретила юную провинциалку громадинами дворцов, фонарями на улицах, бескрайней широтой проспектов, по которым мчались лихачи, и под их стремительными полозьями скрипел снег. Над замерзшей Невой сверкал шпиль Петропавловской крепости. По тротуарам двигалась нарядная публика, дамы кутались в меха, спешили конторские служащие, чиновники. Магазины и лавки ломились от товаров. Сновали приказчики, мальчишки – разносчики газет, торговцы вразнос. Голова закружилась от впечатлений, от многолюдья и многоголосья.

Большой дом Толкушиных на Сергиевской улице поразил Софью пышностью и нарочитой броскостью обстановки. Тут теснилась и тяжелая мебель красного дерева, так любимая прежним поколением семьи, и новая, более легкая, на тонких ножках с гнутыми спинками из светлого дерева. Великолепные комоды, столы и столики, буфеты и многочисленные стулья вперемежку с диванами и креслами, зеркала в бронзовых рамах, огромные кадки с комнатными растениями. Все это обступило Соню, надвинувшись со всех сторон. Она неловко стояла посреди комнаты, не решаясь присесть ни на стул, ни на диван, обтянутый тканью с яркими набивными цветами. Эти цветы показались гостье такими яркими на фоне рядом стоящей прочей мебели, что хотелось зажмуриться. Хозяйка со смущенной улыбкой провела гостью по парадным комнатам: она почувствовала, что убранство ее дома неприятно поразило подругу, но не могла понять, что именно нехорошо. Спросить не решилась, а гостья, разумеется, поспешила придать своему лицу соответствующее выражение, чтобы не обидеть хозяйку. Ангелина Петровна вывела Соню во двор, пройдя через который, они очутились в маленьком уютном флигеле. В этом небольшом домике, напоминавшем ей собственный дом в Эн-ске, Соня и поселилась вместе с нянькой и ее мужем. В тот же день произошло знакомство с остальными членами семьи Толкушиных. Первым перед гостьей предстал маленький Гриша. Кудрявый веселый мальчик приглянулся девушке, и между ними тотчас же установилась дружба. Но вот с его отцом Тимофеем Григорьевичем не получилось ни дружбы, ни даже видимости дружеской приязни. Не заладились отношения сразу же, с первого мгновения.