Елена Арсеньева - Князь сердца моего

Юленьку сперва нес Никита, но вскоре ее забрал Степан, успокаивая Ангелину:

– Ништо, барыня-матушка! И своих троих натетешкал, дай рукам вновь отраду изведать!

Юленька пошла к нему с охотою. Подергала за усы, а потом стала теребить гайтан [76]крестика, видневшийся в вороте расстегнутого мундира. Изредка взглядывала через плечо казака на отца с матерью, махала им и, радостно погулькав, вновь принималась за свою забаву. Никита и Ангелина безотчетно улыбались, взмахивали ей в ответ и вновь оцепенело брели по дороге, не касаясь друг друга, не обмениваясь даже взглядами.

Слишком сильно было потрясение, оно усыпило чувства, оно лишило способности думать, желать...

Наконец Степан оглянулся и, гримасничая, дал понять, что Юленька уснула. Ангелина протянула было руки – взять дочку, но Степан отстранился.

– Ништо! – сказал страшным шепотом. – Сам подержу дитятку. Нам бы тоже отдохнуть не грех, а, ваше благородие? Как велишь? И коням бы попастись. Руки-то у меня, вишь, заняты. Ты их стреножь, пускай травку щиплют, а мы тут с дитем на солнушке посидим. Вы же, голуби, хотите – тоже отдохните, хотите – погуляйте. Цветы вон кругом, травушка-муравушка...

Никита дико взглянул на своего крепостного, взявшегося управлять барином, но ослушаться не посмел и направился к коням. Ангелина двинулась было к Степану, но казак бросил на нее такой взгляд, что она побрела следом за Никитою и стала возле орехового куста, исподтишка поглядывая, как ловко Никита напоил, а потом стреножил усталых коней.

Потом он раскатал притороченный к седлу свиток – в нем оказался плащ – и, бросив его на траву, сел, нерешительно посмотрев на Ангелину. Она робко приблизилась, села рядом, и еще долгое время они смотрели куда угодно – на солнечное небо, на зеленую траву, на бело-розовые звездочки маргариток, – прежде чем решились наконец взглянуть друг на друга.

К щеке Никиты пристал комок грязи, и когда Ангелина сняла его, пальцы ее задержались на губах Никиты, обвели их четкий очерк – нежно, чуть касаясь, повторяя движение Юленьки. Но если тогда он засмеялся, то теперь дрожь пронзила все его тело. Ангелина попыталась отдернуть руку, но Никита успел перехватить ее и прильнул губами к ладони.

Теперь задрожала Ангелина, и губы Никиты, тихонько целовавшие запястье, ощутили резкие удары ее пульса.

Они не отрывали друг от друга глаз, и в них горела, неистовствовала страсть, соединявшая этих двух людей с самого первого мгновения их встречи. Словно изнемогая от жажды, Ангелина шевельнула губами – и едва не закричала, когда губы Никиты припали к ее губам.

Обретая, узнавая, они подались вперед, приникли друг к другу – и повалились в траву, понимая одно: ни доли мгновения они не выдержат розно.

Отчаянным рывком Никита сдернул одежду и, не сыскав в себе терпения лечь, схватил Ангелину под колени, прижал к себе – и она закричала от счастья, захлебнулась слезами благодарности небесам, которые наконец-то вняли ее мольбам. Слезы струились из ее глаз, но Ангелина не закрывала их – извиваясь в блаженных судорогах, она неотрывно смотрела на бога любви, разделившего с нею это невероятное, долгожданное счастье.

Ну а богу войны на небесах оставалось лишь с досадой отвернуться. Что ж, такова судьба!

«Бесштанные» – так гордо именовали себя восставшие парижане во время революции 1789 года.

Воистину провинциал! (фр.)

Так в старину произносилось слово «отчим».

Очень популярный в начале XIX в. роман г-жи Суза.

Доломан – гусарская куртка, на которую накидывают ментик – верхнюю куртку, ее носили обычно на одном плече со свисавшими рукавами.

Аргамак – старинное название верховых лошадей самых ценных восточных пород (тюрк.).

Ищейка, гончая собака.

Граф Фабьен де Лоран (фр.).

Убийца знаменитого французского короля Генриха IV.

Галантному.

Вечеринках (фр.).

Растеребленная ветошь, ветошные нитки для перевязки ран и язв.

Духовное лицо, заведующее ризницею и церковной утварью.

Шпионку (фр.).

Клянусь честью, ему мерещится черт там, где его нет! (фр.)

Кучер мертв! ( фр .)