Джейн Арчер - Луна для влюбленных

Он нахмурился. В его голубых глазах закипала ярость.

– Вы получаете тридцать. И никто не предложит вам больше. Но ведь каждой женщине нужен мужчина.

Рейнз поднял ее на руки и швырнул спиной на письменный стол.

Потрясенная неожиданностью и болью (потому что ударилась об стол), Синтия тяжело дышала, а он в эго время задирал ее юбки. Последние две недели она боялась как раз этого. До сих пор только его взгляд прожигал ее. Правда, иногда Рейнз прикасался к ней руками, но она все-таки надеялась, что он не посмеет осуществить свои намерения. Теперь же эта надежда покинула ее. У нее было два выхода: покориться или бороться.

Синтия лягнула его в колено. Рейнз, вскрикнув от удивления и боли, выпустил ее. Она схватила сумочку и попыталась обогнуть письменный стол.

– Не так прытко! – с усилием, тяжело дыша, выговорил Рейнз.

Он поймал ее за руку и рывком повернул к себе.

– Сука! Никогда еще ни одна баба не ударила Хаскела Рейнза! Вставай на колени и проси прощения.

Синтия поняла, что он жаждет отомстить, унизить и запугать ее. Было ясно, что она уже потеряла работу и вряд ли получит рекомендацию.

– Делай, как тебе сказано!

На этот раз она ухитрилась лягнуть его в голень. Он крякнул от неожиданности и боли. На всякий случай она ударила его и второй раз. Он рухнул на колени. Теперь Синтия могла не опасаться, что он будет ее преследовать.

Она попятилась, не решаясь повернуться к нему спиной, и медленно, но отчетливо проговорила:

– Женщины заслуживают такого же уважения и оплаты, как и мужчины. И наступит день, когда они добьются этого.

Он поднял на нее глаза. Его лицо было искажено яростью.

– Никогда, пока у руля такие мужчины, как я.

Синтия хлопнула дверью и побежала.

Мэверик Монтана постучал по телеграмме кончиками пальцев. Его загорелая и огрубевшая кожа контрастировала с гладкой и светлой бумагой. Он тихо и длинно выругался, потом скомкал и отбросил телеграмму.

– Розалинда.

Он произнес имя, будто пробуя его на вкус и пытаясь понять, как оно заучит и выглядит.

– Розалинда... Я не готов стать отцом дочери.

Он принялся ходить по ковру с национальным индейским узором, покрывавшему деревянный пол его дома на ранчо.

– Мне тридцать. Я слишком молод.

Он поднял скомканную телеграмму, разгладил и перечитал се: «Розалинда Саленда. Одиннадцати лет. Мать умерла. Бабушка тоже недавно почила в бозе. Мэверик Монтана назван Марией Саленда из Агу-Приета в Мексике отцом девочки. Ей предстоит сиротский приют или жизнь с отцом. Ответить без промедления».

Мэверик снова выругался, потом огляделся, охватив взором тяжелую деревянную мебель, покрытую коровьими шкурами. Стены были увешаны предметами индейского искусства, представляющего многочисленные племена, пол поцарапан колесиками, обычно украшавшими шпоры. На стуле лежала свернутая в кольца веревка. Его ранчо не место для осиротевшей девочки. Ему было жаль, что Мария умерла, по ведь они никогда не любили друг друга. Может быть, потому Мария и не говорила ему о ребенке. А возможно, и не он был отцом этой девочки.

Как бы то ни было, в любом месте южнее Вайоминга он не мог чувствовать себя в безопасности. Здесь было слишком много людей, желавших вздернуть его на самое высокое дерево. А он не хотел подставлять шею. Вот почему лишь некоторые знали, где, в конце концов, осел Мэверик.

Прежде чем попасть к нему, телеграмма прошла через множество рук. Мэверик терялся в догадках. А вдруг Мария пыталась разыскать его? Эта неприятная мысль еще больше взволновала его. Мэверик снова зашагал по комнате. Ничто не имело значения для него, кроме одного. Его не привлекала перспектива стать отцом. Он ничего не знал, да и не хотел знать о бремени отцовства. Ему нравилась жизнь, которую он вел. Он много и тяжко работал, чтобы добиться этого.

Но Мэверик отлично понимал, что такое одиночество. Он знал, что приют – не место для дочери Марии. Подростковый возраст и незаконное происхождение делали Розалинду очень уязвимой. Без защиты и покровительства ее жизнь в Мексике была бы столь же опасной, как его собственная. Только такая маленькая девочка никому не смогла бы дать отпор. И Мэверик не смог бы спокойно жить, сознавая это.

Он бросил телеграмму в камин и опять зашагал по комнате, позванивая шпорами. Затем Мэверик вышел из дома и с силой захлопнул за собой дверь.

– Где я? – спрашивает Синтия, глядя на костер в центре круга, образованного людьми, сидящими в отдалении от огня, в тени. Где-то поблизости слышны ритмичные удары барабана. Чей-то голос заунывно поет на неизвестном ей языке.