Джо Беверли: Сломанная роза

Появилась и Джеанна. Ее сопровождал высокий мужчина в латах, вероятно, Раймонд де Лоуик, хотя трудно было сказать наверняка.

Лоуик всегда был красив и статен. Теперь, когда ему вот-вот должно было сравняться тридцать, вряд ли он изменился к худшему. Он был опытным воином, равно искусным в большом сражении и в поединке.

Галеран не мог разглядеть лица Джеанны, не задумывался, как смотрятся Джеанна и Лоуик вместе. Да и что толку в предположениях, равнодушно подумал он. Вполне возможно, что на стене стоит не Джеанна, а другая женщина с такими же светлыми волосами, и рядом с нею вовсе не Лоуик, а другой высокий рыцарь.

Не запоет ли в воздухе сорвавшаяся с тетивы стрела? На нем кольчуга, и стрелою из лука его убить почти невозможно, разве что попадут в глаз. Для убийства больше подошел бы простой грубый самострел; из него можно выстрелить дротиком, который легко пробивает даже кольчугу… Галеран понял, что ему совершенно безразлично, убьют его или нет; в эту минуту ему было все равно, жить или умереть.

Он подъехал вплотную к запертым воротам; ему так никто и не пытался помешать. Теперь он ясно видел на стене жену Джеанну.

Она совсем не изменилась. После родов стан был все так же тонок; непокорные прядки шелковистых русых волос все так же выбивались из кос и реяли вокруг лица. В лице ее не было ни кровинки, что вовсе не удивительно. Взгляд Галерана она встретила не дрогнув, но он был готов к этому.

Даже на самого Сатану у врат ада Джеанна смотрела бы не дрогнув.

Внезапно его захлестнула ярость.

Почему?

Ему хотелось выкрикнуть это ей в лицо, сейчас, здесь, сию минуту, ибо он знал: должны быть какие-то причины. Он знал свою жену, знал и все еще любил, хотя его нынешние мысли о ней были подобны разрозненным осколкам той розы, о которой некогда так плакала Джеанна. Вот только найдется ли воск, чтобы собрать и скрепить воедино осколки его прежней жизни?

Галеран оглядел стоящих на стене вооруженных стражников. Они тоже были бледны, но, возможно, тому виною светившее прямо им в лица солнце.

— Я — лорд Галеран Хейвуд, — возвестил он, возвысив голос настолько, чтобы его слышали все, — законный хозяин этого замка. Завтра с первым лучом солнца я вернусь сюда с моими воинами, родственниками и их людьми и полагаю, что ворота будут открыты. Если же не впустите меня, пеняйте на себя.

Ответа не последовало. Галеран подождал еще минуту, но люди на стенах молчали, не выказывая ни почтения, ни непокорности. Только легкий синий шарф Джеанны развевался на холодном вечернем ветру.

Тогда Галеран повернул коня и вернулся в лагерь. Спешившись, он поручил усталого каурого заботам Джона.

— К чему ждать целую ночь? — кипятился отец. — Если они готовы открыть ворота утром, значит, могут сделать это и сейчас!

— Пожалуй, мне самому нужно многое обдумать прежде, чем я увижусь с женой.

С этими словами Галеран повернулся и пошел прочь, прочь из лагеря, прочь ото всех.

И снова господь простер над Галераном руку Свою: отец и братья оставили его в покое.

Отойдя от лагеря, он остановился, ибо идти дальше не имело никакого смысла. Может, пешком вернуться в Иерусалим ? Эта мысль показалась ему до странности заманчивой. Он устало опустился на траву, прислонясь спиною к дереву, и уткнулся лбом в колени.

Господи боже, всемогущий и всеведущий, что же теперь делать?

Галеран хорошо знал, что он должен был бы сделать: убить Лоуика, отправить в монастырь изменницу-жену, избив еедо полусмерти; затем забыть о ней и найти новую супругу, не запятнавшую себя бесчестьем.

Или даже предать грешницу суду, дабы она понесла заслуженную кару.

От одной этой мысли его затошнило. Холодный пирог с бараниной явно не прижился в желудке.

Но что станет с детьми — с Галлотом и этим незаконнорожденным? Они еще малы и, возможно, полюбят другую женщину как родную мать, но для Джеанны разлука с детьми станет невосполнимой утратой, от которой ей никогда не оправиться…

Галеран очень удивился, когда у Джеанны, хладнокровной и расчетливой умницы Джеанны, вдруг вспыхнула пламенная, неутолимая жажда материнства. Тоска по ребенку лишала радости их любовные игры и каждый месяц ввергала Джеанну в немое отчаяние. Именно ее отчаяние заставило Галерана прибегнуть к тому, чего он совершенно не хотел делать: оставить дом и жену и отправиться в поход во имя господа.

В первые годы супружества бездетность нe пугала Галерана и Джеанну. Они были помолвлены с шестнадцати лет, обвенчаны в семнадцать; вся жизнь лежала перед ними, как широкая и ровная дорога, а открывшиеся новые утехи, сладкие сражения, где нет победителей и побежденных, поглощали дни и ночи, не оставляя места для тревог. Однако через год посыпались вопросы — осторожные и настойчивые вопросы: когда же молодая жена понесет во чреве? Обеспокоенный отец даже как-то раз вызвал Галерана на откровенный разговор, желая убедиться, делает ли юная чета все необходимое для зачатия.