Плечи Элинор поникли. Симону стало жаль ее. Ведь в душе ее боролись привязанность к братьям и любовь к мужу. Она имела все основания тревожиться за Генриха, ибо против него ополчились все бароны Англии.
— Возвращайся домой, дорогая! — убеждал он ее. — Ведь только в Кенилворте ты можешь чувствовать себя в безопасности. Здесь ты никому и ничем не сможешь помочь. Возвращайся к нашим мальчикам и жди меня!
— Я уеду завтра утром, — покорно проговорила Элинор.
На следующий день состоялось заседание парламента, на котором бароны заставили Генриха подписать три условия, вошедшие в историю под названием «Оксфордские определения» и обязывавшие монарха назначить постоянный парламент, обладающий правом вето, передать все главные замки государства в ведение короля и парламента, а также выслать из страны де Лусиньянов.
Генрих с упреком посмотрел на Симона:
— Вот уж не думал я, де Монтфорт, что мне придется бояться тебя, моего военачальника, на помощь которого я всегда мог положиться.
— Вам незачем бояться меня, Генрих! — ответил Симон. — Я действую в ваших же интересах, предотвращая полный крах, к которому ведут вас и Англию те, кого вы приблизили к себе!
После этой победы никто из баронов не поторопился разоружиться и распустить свои войска. Все они хорошо знали непостоянный характер Генриха и были готовы к еще более ожесточенному противостоянию.
Симон поспешил в Кенилворт к своей ненаглядной Элинор. Он с каждым днем все сильнее любил ее, не уставая дивиться тому, до каких пределов может расти любовь, с самого начала казавшаяся ему безграничной. Он любовался ее точеной фигурой, он восторгался ее редким для женщины умом, он приходил в счастливое исступление от бесконечно разнообразных проявлений ее незаурядного характера, он ценил ее энергию и талант хозяйки и распорядительницы, он восхищался изысканной красотой ее лица. Он боготворил ее!
Их дни были полны нежной заботы друг о друге, а ночи — бесконечных восторгов разделенной страсти.
Но однажды, как и предвидел Симон, мирное течение их жизни было нарушено. Известие о готовящемся сражении привез в Кенилворт сэр Рикард де Бург, которому, казалось, сама судьба предназначила быть вестником всех важных перемен в их судьбах.
— Генрих обратился к Папе, — сказал Рикард. — Он обвинил вас во всевозможных прегрешениях и потребовал, чтобы Папа освободил его от обязательств, принятых под давлением парламента в Оксфорде.
— Итак, начинается… — пробормотал Симон.
— Он нанял множество иноземных солдат, и Лондон загудел, как растревоженный улей. Генрих вынужден был искать убежища в Тауэре.
— У него всегда была задница вместо головы, — мрачно изрек де Монтфорт. Он отхлебнул глоток эля из большого кубка. — Придется созвать военный совет. Располагайтесь на отдых, сэр Рикард. Мой оруженосец проводит вас в ваши покои. А мне надо поговорить с женой. Я не могу утаивать от нее правду.
Он застал Элинор в ее кабинете. Подняв голову от расходной книги, она ласково улыбнулась ему.
— Элинор, нам надо поговорить.
— Я так и знала, что ты придешь сюда. Сэр Рикард наверняка привез тревожные вести.
— Ты права. Именно об этом и пойдет речь. Я буду говорить с тобой как равный с равной, Элинор. Ведь мы с тобой можем стать союзниками в общем деле. У нас обоих сильные характеры, и мы во всем стоим друг друга.
Элинор не поверила своим ушам. Она никогда не сомневалась: все его разговоры о том, что ей как женщине надлежит знать свое место, — не более чем игра. В душе он считал ее равной себе, но она никогда бы не подумала, что он признается в этом вслух.
— Ты должна решить, дорогая, на чьей ты стороне. Если ты со мной, то я хотел бы получить от тебя что-то вроде рыцарской клятвы, обещания верности, дружбы и открытости.
Элинор по достоинству оценила истинное значение его слов. Он не просил ее совета или разрешения, он обращался к ней как к принцессе дома Плантагенетов и как к своей жене. Он желал обрести ее поддержку, хотя в любом случае был полон решимости идти до конца.
Она давно поняла, что являл собой ее брат Генрих. Она любила и поддерживала его, как сильный поддерживает слабого, но, когда из-за слабости Генриха над страной нависла угроза войн и мятежей, она сумела заглушить в своем сердце любовь к нему. Элинор давно уже сделала свой выбор. Да и как можно колебаться, если речь идет о добре и зле, о правде и лжи, о свете и тьме?
Для Англии Симон де Монтфорт был символом, для баронов — орудием, а для нее он был всем — землей и водой, воздухом, светом, хлебом насущным, жизнью, любовью… вечной любовью. Она с готовностью последовала бы за ним на край света. Она считала для себя большой честью принести ему клятву, которой он от нее ждал.
Читать дальше