Барбара Картленд: Наказанная любовью

И все же Латония понимала, что Тони права.

— Твой замысел невыполним, — сказала она вслух. — А если твой дядюшка узнает правду? Представляешь, как он рассердится?

— Может, и рассердится, но ты будешь уже в Индии или, по крайней мере на полпути туда, а я выйду замуж за Айвена, потому что старый герцог вряд ли протянет больше нескольких месяцев или даже недель.

Латония промолчала, хотя в глубине души чувствовала, что дурно желать смерти кому бы то ни было, даже герцогу, которого они не любили еще детьми, потому что он никогда не приглашал их на праздники, устраиваемые для маркиза.

— Если ты поедешь в Индию с дядюшкой, через мгновение сказала Латония, — я уверена, что Айвен дождется, пока отцу не станет лучше, и отправится вслед за тобой.

— А если нет? — негромко спросила Тони. Он же любит тебя.

— Сейчас — да, но все ему только и твердят, чтобы он не забывал о своем положении, которое герцог ставит еще повыше королевского.

Сложив вместе ладони, Латония произнесла:

— И ты всерьез просишь… чтобы я заняла твое место… и поехала в Индию с твоим дядюшкой вместо тебя?

— Я не прошу, а на коленях умоляю тебя, Латония, — сказала Тони. — Мое счастье зависит от этого. Я должна остаться здесь с Айвеном, чтобы он не забыл о нашей любви и отказался жениться на принцессе, если отец попросит его об этом на смертном одре.

Латония невольно подумала, что герцог вполне мог бы заставить маркиза дать такое обещание. Любому человеку, а особенно столь юному, как маркиз, трудно было бы отказать в просьбе умирающему.

Она слишком хорошо понимала опасения Тони в последнюю минуту потерять любимого, и в то же время все ее чувства восставали против такого обмана. Будь ее родители живы, они бы пришли в ужас, узнав, что она в нем участвовала.

— Я очень хочу помочь тебе, Тони, — сказала Латония. — Ты знаешь, дорогая, что я люблю тебя больше всех на свете. Но если ты считаешь, что я способна согласиться на подобное безрассудство, боюсь, что я огорчу тебя.

— Почему? — удивилась Тони. — Мы с тобой так близки, что даже думаем почти одинаково, и ты тоже прекрасно знаешь, как я повела бы себя в тех или иных обстоятельствах.

Она сделала паузу и добавила с шаловливым огоньком в глазах:

— В конце концов, это и тебе было бы полезно. Тебе придется научиться сводить с ума всех молодых людей вокруг; впрочем, учитывая, что ты красивее меня, тебе это будет совсем не трудно.

Латония в ужасе посмотрела на кузину.

— Как я могу на это решиться? — возразила она. — Ты только представь, что скажет твой дядюшка! Он ведь и тебя берет в Индию только из-за твоего дурного поведения.

— И считает такое наказание вполне приемлемым, — презрительно заметила Тони.

— Но маме и папе Индия очень понравилась… — начала Латония и, внезапно сама себя перебив, воскликнула:

— Ох, Тони! Они ведь наверняка рассказывали там обо мне! А вдруг по их рассказам твой дядюшка сразу поймет, что я не его племянница, а их дочь. Что тогда?

— Ничего он не поймет, — фыркнула Тони. — Насколько я знаю, тебя никогда не фотографировали.

— Нет, конечно, — согласилась Латония. — Для нас это слишком новое и дорогое удовольствие.

— Тогда можешь ничего не бояться, — заявила Тони. — Если твоя мама описывала тебя, то вполне могла описывать и меня, с той лишь разницей, что ты у нее хорошая, а я плохая.

— Не плохая, дорогая, — примирительно сказала Латония. — Просто ты немного… непредсказуема.

Тони рассмеялась:

— Надеюсь, дядюшка Кенрик будет приятно удивлен, когда повстречает тебя. Наверное, он решит, что своим неодобрением внушил мне благоговейный страх.

Она обняла Латонию и произнесла:

— Дорогая, я знаю, что ты меня выручишь. Только нужно побыстрее все обдумать, потому что, если ты хочешь появиться в Лондоне к четвергу, нам предстоит многое сделать.

Латония вопросительно на нее посмотрела, и Тони пояснила: — Прежде всего, прислуга должна поверить, что я уехала в Индию по велению дядюшки;

— Где же ты тогда будешь жить? — спросила Латония.

— Не будь глупенькой, дорогая. Если ты собираешься стать мной, то я стану тобой. Я перееду в твой дом. Обо всем будет знать только старушка Уадди, а она, ты ведь знаешь, она никогда меня не выдавала.

И опять Тони была права. Она всегда была любимицей мисс Уаддсдон, и вовсе не потому, что платили гувернантке ее родители. Мисс Уаддсдон никогда не жаловалась им на плохое поведение Тони, а если те сердились на дочь, неизменно ухитрялась их успокоить.