Кэтрин Коултер - Наследство Валентины

– Мама тоже будет в церкви, – мрачно напомнила Урсула, хотя ее глаза лукаво сверкнули.

– Что ж поделаешь, – пробормотал Джеймс и, самоуверенно усмехнувшись, начал пробираться сквозь редеющую толпу.

– Ну, – объявила Нелда Карлайсл, сияя ослепительной, как полуденное солнце, улыбкой, – и мне тоже пора. Урсула, надеюсь, теперь, когда мы обе стали замужними дамами, будем видеться почаще. Возможно, я выберусь навестить тебя! Мне в конце концов удалось убедить мистера Карлайсла купить очень милый городской особняк на Джордж-стрит. Это довольно близко от твоего дома, не так ли?

– Да, – согласилась Урсула, при этом со злостью подумав:

«Я немедленно перееду на Феллз-Пойнт, если ты появишься в городе, Нелда. Была б ты немного поделикатнее, заигрывая с моим бедным братом! О Господи, какой громкий скандал разразится, если Нелда умудрится подцепить Джеймса на крючок! Нет-нет, брат никогда не охотится в чужих угодьях!»

Урсула и Джифф молча наблюдали, как Нелда наклоняется к Элис, которая была гораздо ниже ростом, кладет руку на ее рукав и что-то говорит, а потом мило улыбается Аллену Белмонду, хотя, насколько знала Урсула, она терпеть его не может.

– О чем ты думаешь, Урс?

– Я? О, всего лишь о том, что Феллз-Пойнт – прелестное местечко.

– Ты там была недавно?

– Нет, просто поверь мне на слово.

Светила огромная круглая луна. Сейчас, в конце марта, погода была довольно теплой – лишь легкий ночной ветерок шелестел в ярко-зеленой весенней листве, только что распустившейся на огромных старых дубах, росших вдоль подъездной аллеи фермы Уорфилдов.

Джеймс трусил рысцой на Соубер Джоне, жеребце таком же сером, как оловянная чаша великолепной работы, украшавшая обеденный стол в гостиной, насвистывая при этом английские политические куплеты, с год назад сочиненные Дачесс [2]. Дачесс, иначе говоря, графиня Чейз, одна из английских Уиндемов, была неиссякаемым источником новых и весьма остроумных идей. Впрочем, это неудивительно, если учесть полнейшее безумие Георга IV и невыносимый идиотизм британских политиков, постоянно снабжавших ее невероятно скандальными сюжетами. Кроме того, и мелодия оказалась запоминающейся и, конечно, довольно лихой.

Джеймс улыбнулся, представив, как Маркус Уиндем, граф Чейз и муж Дачесс, лежа в ванне, поет во весь голос куплеты ее сочинения, а горничные, пробегая по коридору мимо огромной хозяйской спальни в Чейз-парк, переглядываются и весело хихикают.

Джеймс легонько потрепал коня по холке. Двадцатилетний жеребец был главной надеждой и опорой конного завода. Его отпрыски участвовали в скачках на четыре мили по всей Америке – от Массачусетса до Кентукки. Соубер Джон был чистокровным породистым конем, настоящим стайером, о выносливости которого ходили легенды. Теперь же его слава жеребца-производителя обошла все племенные фермы.

Яркий лунный свет отражался от белоснежной деревянной ограды, также выстроенной вдоль подъездной аллеи. Племенная ферма и конюшни Уорфилдов были доходным и хорошо управляемым предприятием. Джеймс восхищался ими и мечтал лишь о том, чтобы в один прекрасный день добиться такого же успеха с Марафоном. Особенно нравился ему этот белый бесконечный забор, простиравшийся насколько хватало глаз и исчезавший в темноте за дубовой рощицей. Господи, сколько же сил понадобилось, чтобы выкрасить эту проклятую изгородь! Он подъехал к конюшням, и молодой чернокожий раб выбежал навстречу, чтобы взять у него поводья. Джеймс швырнул ему монету:

– Разотри его хорошенько, Джемми.

За спиной раздался густой хриплый бас:

– Продай мне Соубер Джона.

– И не мечтай об этом, Оливер.

Хозяин и гость обменялись рукопожатием. Волосы старика были еще краснее, чем у соплячки, хотя в отличие от ее косм были пронизаны серебряными прядями и казались такими же серовато-рыжими, как щетка, которой Джеймс каждое утро причесывался. Выцветшие голубые глаза, тоже не похожие на глаза соплячки, – влажно-зеленые, цвета мокрого мха на берегу пруда с грязной водой, в самой середине болот, – пристально смотрели на гостя.

– На сегодняшних скачках у тебя было четыре победителя – и все они от Фра Така. Эта двухлетка Мисс Луиза – она еще долгие годы будет брать первые места, если с ней ничего не случится, конечно. Тебе Соубер Джон ни к чему.