Конни Мейсон: Нежная ярость

Теперь, когда Филип поклонился миниатюрной Габриэль, он совсем не был уверен, что это то, что ему надо. В добродетели девушки нет никакого сомнения, поскольку она десять лет провела в стенах монастыря, но промелькнувшая в ней искра непокорности его беспокоила. К тому же красота Габби встревожила Филиппа. Он решил, что в его жизни больше не будет места для упрямых красавиц. Ему нужна послушная, хорошо воспитанная жена, которая родит ему детей и станет хозяйкой Бельфонтена, его плантации на Мартинике. Как только она исполнит свой долг, он не будет ничего от нее требовать. У Филиппа есть очаровательная Амали, которая вполне удовлетворяет его страсть, и он собирается делить ложе со своей женой только для того, чтобы зачать наследников. Чтобы сохранить любимое поместье, ему нужны сыновья.

Так что же произошло, почему он сразу утонул в этих глубоких, мерцающих озерах фиалкового цвета? Где его сила воли? Разве он не повторял себе множество раз, что покончил с обольстительной красотой и своеволием?

– Мадемуазель Ла Фарж, – вежливо произнес он, взяв ее руку и поднеся к губам.

От этого прикосновения легкая дрожь пробежала по телу Габби.

– Месье Сент-Сир, – прошептала она, вспомнив о хороших манерах.

– Ваш отец рассказывал мне о вас, и я вижу, что он нисколько не преувеличил.

– Я удивляюсь, что он вообще что-то вспомнил о своей дочери, – ответила она, не в состоянии подавить раздражение.

Жильбер был недоволен ее репликой, но решил не обращать внимания, переключив его на Филиппа.

– Говорил же я вам, что ради нее стоит сюда приехать, – сказал он самодовольно. – Ну, Сент-Сир, что скажете? Договорились мы с вами или нет?

– Я бы хотел услышать, что скажет мадемуазель Габриэль по поводу ваших планов продать ее

мне, – отозвался Филип.

– Папа! – закричала Габби, отшатываясь в изумлении. – Месье Сент-Сир, конечно, шутит. Вы не можете продать ваше единственное дитя!

– Успокойся, дочка, – сказал Жильбер, взглянув с упреком на Филиппа. – Я не стал бы употреблять таких слов. Господин Сент-Сир великодушно предложил оплатить все мои долги и финансировать мое предприятие в Италии в благодарность за то, что я предоставляю ему возможность сделать подходящую партию. А ты, моя дорогая, великолепно ему подходишь.

Габби вся напряглась и в одно мгновение забыла о десяти годах муштры.

– Простите, папа, но я отказываюсь выходить замуж за месье Сент-Сира! Я предпочитаю остаться

в монастыре.

Жильбер взмахнул рукой, и раздался громкий звук пощечины. Филип сделал было угрожающий шаг в сторону Жильбера, но в последний момент благоразумие победило, он пожал плечами и вернулся на место, рассудив, что отцовское наказание оправдано непокорным поведением дочери.

– Жильбер! – воскликнула Лили. – Зачем прибегать к насилию. Девчонка поступит так, как ей велят, хочет она этого или нет.

– Конечно, ты права, дорогая, – виновато ответил Жильбер. – Прости меня, дочка, но я не потерплю непослушания. Я дал слово Сент-Сиру, что монахини тебя воспитали подобающим образом. А ты подводишь меня.

Хотя он говорил мягким тоном, его слова не оставляли сомнения в том, что он не позволит никому сорвать свои планы. Габби знала, что никакие мольбы не заставят отца свернуть с выбранного им пути. Придется ей стать женой Филиппа Сент-Сира, если он того пожелает, и покинуть свою любимую Францию. Все еще ощущая боль от отцовской пощечины, она опустила голову, чтобы скрыть слезы боли и бессилия.

– Ну, Сент-Сир? – нетерпеливо повторил Жильбер. – По нраву ли вам моя дочь? Берете ли вы ее в жены?

Наблюдая за девушкой сквозь полуприкрытые веки, Филип увидел, что она покорилась отцовской воле. «Может быть, все-таки она мне подойдет», – подумал он, разглядывая плавный изгиб ее высокой груди под невзрачным одеянием. Ее юная женственность была притягательна, и трудно было этому противиться, даже такому человеку, который дал зарок отказаться от подобных соблазнов. Если ее еще одеть как следует... Он перевел взгляд с бесформенного платья на уродливый апостольник, скрывавший ее волосы. Внезапное желание охватило его, и он не смог удержаться.

– Снимите ваш головной убор, Габриэль, – приказал он. Взгляд затуманившихся от слез фиалковых глаз изумленно встретился с его взглядом, когда он подошел к ней и чуть приподнял голову за подбородок. Так как девушка не шевельнулась, Филип протянул руку и сдернул с ее головы платок. Когда каскад серебристых волос, бледных, как лунный свет, заструился волнистыми прядями по ее спине, он, затаив дыхание, молчал, так ошеломило его это великолепие. Филип с трудом справился с сильным сердцебиением.