Маргарет Пембертон: Йоркширская роза

– Как тебе сказать, Рози? Кто может это знать? Роуз понимала, что ему не хочется вести разговор об этом, но если она не станет спрашивать, как она вообще что-нибудь узнает?

– Ты думаешь, дедушка Риммингтон хоть немного интересуется нами? – спросила она, когда показались дома, возле которых была трамвайная остановка. – Может, он жалеет, что поссорился с мамой, когда вы с ней поженились?

Сагден вздохнул. Недоумение Роуз по поводу того, почему дед не общается ни с ней, ни с Ноуэлом и Ниной, он понимал, но как ей объяснить это? Не мог же он сказать, что ее дед – упрямый деспот, который вбил себе в голову, что дочь унизила и себя, и своего отца браком с его наемным служащим, в то время как ее ожидал куда более высокий удел в замужестве с одним из уже намеченных для нее женихов. Что он вычеркнул дочь из своей жизни и не изменит своего решения.

– Невозможно угадать, что думают другие люди, Рози, и почему они совершают поступки, которые кажутся совершенно необъяснимыми.

Наклонив голову, Лоренс глянул в полные огорчения глаза дочери, и сердце у него сжалось. У него трое горячо любимых детей, но эта девочка, его младший ребенок, была воистину дитя его сердца. В отличие от своей старшей сестры Нины, которая уже в четырнадцать лет обещала стать головокружительной красавицей, Роуз не унаследовала классические черты отца. Ее огненно-рыжие «риммингтоновские» волосы никак нельзя было назвать тициановскими, глаза цвета шоколадных ирисок казались чересчур большими, веснушчатый нос чересчур коротким, а рот чересчур широким. Но с первой же секунды, когда новорожденную положили ему на руки и Лоренс встретил ее несфокусированный, как у китайца, взгляд, сердце его было отдано этой малютке.

В первые годы ее жизни Лоренс нередко подумывал, не вызвано ли это особое чувство к дочери пониманием того, что, не обладая таким оружием, как красота, она окажется легкоранимой, чего не могло произойти ни с ее братом, ни с сестрой.

Предмет их теперешнего разговора огорчил его, но уголки губ Лоренса тронула легкая улыбка. Если подобные мысли приходили ему в голову, пока Роуз была совсем маленькой, то они нимало не подтвердились в дальнейшем. Открытая и веселая девочка не отличалась себялюбием, была необычайно общительной и совсем не завидовала комплиментам, которых удостаивалась ее старшая сестра за красивый овал лица, опушенные густыми ресницами зеленовато-голубые глаза и золотистые волосы.

Улыбка Лоренса сделалась более определенной. Роуз обладала качеством, более редким, чем физическая красота. Способностью быть счастливой и делать счастливыми других – как и Лиззи, ее мать. Вот почему при виде ее опечаленных глаз так болезненно сжалось у него сердце.

Черт бы побрал его тестя! Деньги и фабрика отца ничего не значили для Лиззи, но его привязанность имела для нее очень большое значение. И, как видно, для одной из дочерей Лоренса тоже.

– Твой дедушка Риммингтон не одобрял желания твоей мамы выйти за меня замуж, – проговорил он наконец, рассудив, что дочка уже большая и пора ей узнать правду.

– Потому что ты был бедным?

Лоренс отмахнулся от кружившей вокруг него пчелы.

– Бедность – понятие относительное, Рози. В глазах твоего дедушки Риммингтона я, несомненно, был бедным. Но по сравнению с многими и многими молодыми мужчинами я был вполне обеспечен. Я жил в доме, в котором была уборная во дворе только для своих. И я никогда не ходил босиком. Я выиграл конкурс на стипендию для обучения в средней школе. Никто из тех, кто получил хорошее образование, не может считать себя бедным.

Роуз слушала отца в полном молчании минуту или две. Она знала, как высоко ее отец ценит образованность, и старалась учиться так, чтобы он ею гордился. Но не для того, чтобы превратиться в «синий чулок». Она хотела стать художником по гобеленовым тканям, как и он. И намерена была этого добиться.

– Если дедушка Риммингтон не хотел, чтобы мама вышла за тебя, – заговорила она, пользуясь возможностью обсудить тему, которая до сих пор была запретной, – то за кого же он хотел ее выдать замуж?

Лоренс стиснул зубы. Разговор зашел далеко, но прервать его было уже невозможно, придется дойти до конца.

– За того, кто был равен ему своим положением в обществе, – ответил он, стараясь, чтобы горькие чувства по отношению к отцу жены не прозвучали у него в голосе. – Твой прадедушка Риммингтон был человеком, который, как говорится, сам себя сделал, Рози, а твой дедушка пожелал иметь титулованного зятя, пускай даже титул его был всего-навсего «сэр такой-то».