Мэри Рич: Буря в Колорадо (Отважный спаситель)

Она напряглась, пытаясь вырваться.

– Хижина. Мэтью. Мне страшно, страшно. Ник! – она стала со страхом озираться. – Где он? Он убьет нас.

Ник помолчал, задумавшись, потом тихо сказал:

– Он мертв. Он хотел убить тебя, Саманта. Я убил его.

– Он напоил меня настойкой опия, – она опустила голову и всхлипнула. – Потом зажег какой-то порошок. Я надышалась. Мне захотелось делать ужасные вещи.

– Это был опиум. Он знал, что тебя можно удержать, только одурманив, – Ник приподнял ее лицо за подбородок, заглянул в глаза. – Саманта, не имеет значения, что случилось, что он заставлял тебя делать. Ты – моя жена. Я люблю тебя и никогда не перестану любить, – он прижал ее к своей груди, стал гладить волосы. Он укачивал ее, успокаивал, словно ребенка.

Она расслабилась. Напряжение спало. Протяжно вздохнула и зарыдала, будто обиженное дитя.

– Плачь, любимая, плачь. Тебе станет легче. – Саманту трясло от рыданий. Слезы катились у нее по щекам. Она так долго сдерживалась. Ник смотрел на нее. К горлу подкатил горячий соленый ком. Он попытался проглотить его, но вместо этого, неожиданно заплакал сам. Ему трудно было представить, что она пережила за эти два дня.

Постепенно она выплакалась, затихла. Он поднял ее голову, поцеловал в мокрые веки. Длинные ресницы слиплись от слез.

– Ну, все хорошо? – спросил он. Она кивнула, посмотрела ему в глаза.

– Ник, – робко начала она. – Он не… Я не… – Он притянул ее голову к своей груди, ему было больно.

– Успокойся. Это не имеет никакого значения.

– Нет! Ты не понимаешь, – она отшатнулась от него. – Со мной все в порядке. Ты вовремя появился.

Ник заглянул ей в глаза. Протяжный вздох облегчения вырвался у него из груди.

– Он не сделал тебе ничего плохого?

– Он ждал, когда наступит ночь. Хотел обставить все так, как было, когда я сбежала из Сторм Хейвена. Он привез мою одежду, постельное белье. Даже свадебное платье. Это было ужасно. Он явился, словно призрак из ужасного, безумного прошлого, – у Саманты срывался голос. – Твердил все время, что он мой муж.

– Саманта, это неправда. Даже если он и принудил тебя выйти за него замуж, ваш брак недействителен.

– Он говорил, что любит меня, – она поежилась. – Убил многих, чтобы я досталась ему. Моего отца, конюха, того человека в хижине. Он убил собственную мать.

Ник почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– Он просто был сумасшедший. Он помешался. Но больше он не сможет ничего плохого сделать.

Ник обнял ее, крепко прижал к своей груди. Она рассказала ему, как Мэтью увез ее. Как она смотрела на стаю канюков, представляя, что они рвут своими хищными клювами его тело. И как она хотела умереть, считая, что его нет в живых.

– Огненная Стрела! – прошептала она его индейское имя.

– Да, Саманта?

– Ты еще любишь меня? – спросила она.

– И ты спрашиваешь меня об этом? – изумился он, обнял за плечи, заглянул в глубокие зеленые глаза. – Конечно. Неужели ты все еще сомневаешься?

– А ты можешь показать, как ты меня любишь? – спросила она тихо, стыдливо опустив ресницы. Он услышал в ее голосе знакомую страстную хрипотцу.

Ник разостлал одеяло, бережно положил на него свою жену. Одним движением сбросил с себя остатки одежды. Губы, руки, язык снова колдовали над ее нежным и прекрасным телом.

Их страстные стоны и счастливый тихий смех сливались в одно целое с ночными звуками: со стрекотом сверчков в темных зарослях, с басовитым кваканьем лягушек, с ласковым лопотанием ручья. Все вместе превращалось в томную песню, старую, как мир и само время. Небо раскинуло над ними звездный балдахин. Падали звезды, сгорая. И вспыхивали новые.

Турнюр – подушечка, модная в 80 г. XIX в. накладка под платье ниже талии, для придания пышности фигуре.

Омела – род вечнозеленых полупаразитирующих кустарников. В Англии традиционное украшение дома на Рождество, символизирует вечную жизнь.

Гасиенда – имение, плантация в Испании и Америке.