Берта залилась багровым румянцем.
– Я во всем виновата, – призналась Сильвия. – Я привезла тебя в Англию. И потом, мне и в голову не пришло объяснить тебе, что рассказы про Дава – сплошная ложь, Берта.
– Но откуда я знала? – пролепетала Берта.
– Ты не могла знать, – подала голос Мег. – Но чего же ты хочешь теперь?
Француженка опустила голову.
– Раньше я хотела уехать из Франции. Я не хотела быть шлюхой. Теперь я не хочу, чтобы меня повесили как убийцу.
– Никто не станет наказывать тебя, Берта Дюбуа.
Цыган встал и, подмигнув остальным, подошел к француженке. Наклонившись, он принялся нашептывать ей что-то на ухо. Берта одарила его свирепым взглядом, и Таннер Бринк засмеялся.
– Она хочет любви, и она хочет свободы, – оповестил всех он. – Ну, девочка моя, что скажешь?
– А вы уверены, что мистер Давенби выживет?
– Уверен так же, как то, что ты – моя судьба, – ответил Таннер Бринк.
Берта скорчила кислую мину.
– Ну, если так предсказано звездами, так зачем вы спрашиваете меня?
– А чтоб ты могла сказать «да». Судьба-то наша, конечно, предрешена, а все равно важно, скажем мы ей «да» или «нет».
– Ну, тогда «да», – ответила Берта.
– О чем это вы, мистер Бринк, сговариваетесь с молодой особой? – спросил Ившир.
Таннер Бринк стянул с головы свой картуз и начал чесаться.
– Ежели Дав помрет, то я сам приведу ее прямо к виселице. Но он не помрет. А покамест Берта Дюбуа только что согласилась стать моей женой.
Сильвия даже села. Мег протянула к ней руку, взглянула в глаза. И вдруг обе женщины стали смеяться.
– Не понимаю, как можно смеяться, когда мужчина, которого вы обе любите, лежит наверху с дырой в груди, – заметила Берта.
Мег выпустила руку Сильвии и вытерла глаза кружевным платочком.
– Потому что он и сам бы хохотал как сумасшедший, Берта, если бы пришел в сознание и мог вас слышать. Ради Бога, забирайте ее с собой, мистер Бринк. Я желаю вам обоим всяческого счастья.
Таннер взял Берту за руку и повел к дверям, но остановился на минутку, чтобы напялить свой кротовый картуз.
– Она моя судьба, миледи, – подмигнул он, – а вовсе не мое счастье. Ну, дорогуша, пошли! Тебе предстоит узнать очень много про лошадей.
Дверь за ними затворилась.
– Ей-богу! – воскликнул герцог. – Ну до чего же странная парочка!
Мег обратилась к Сильвии:
– Тебе надо поесть и поспать. И позволь, я найду для тебя что-нибудь, во что переодеться. Ты, разумеется, остаешься здесь.
– Пока Дав не окажется вне опасности, я не отойду от него, – ответила Сильвия.
– Великолепно, – отозвалась Мег. – Но ты совсем измучилась от переживаний и волнений. Тебе надо отдохнуть. Когда Дав откроет глаза, я хочу, чтобы первым делом он увидел тебя.
– Вы очень великодушны, мадам, – оценил герцог. Мег подняла глаза на Ившира и улыбнулась.
– Вы думаете, что я все еще хочу сохранить его для себя, герцог?
Он замер.
– Я думаю, что вы когда-то отчаянно были влюблены в него.
– Боже мой, я просто подцепила тогда заразу, которая, подобно инфлюэнце, поразила все общество!
Она встала и положила руку на парчовый рукав его камзола.
Мгновение он смотрел на ее руку, а потом прикрыл ее ладонь своими худыми пальцами.
– Однако вы любили его?
– Я ринулась очертя голову в роман с Давом, потому что для меня невозможно было любить брата человека, едва не погубившего мою девочку. Но может, нам с вами еще и удастся найти возможность заключить блестящий светский брак.
– Мне не нужен никакой блестящий светский брак, – предупредил Ившир. – Мне нужна Мег Грэнхем.
Он открыл глаза, когда ярко светило солнце. Глазам сразу стало больно, и он закрыл их снова. Вся правая сторона горела как в огне. Огнестрельная рана. Дышать адски больно. Бинты. Так, значит, он выжил.
Ну, слава Богу.
Запах подснежников и леса достигего ноздрей. Раздалось негромкое шуршание.
– Сильвия, – позвал он почти неслышным голосом.
– Я здесь. – Он услышал ее торопливые шаги и ощутил благословенную прохладу, когда ее тень упала на него. – Я не отхожу от тебя. В тебя стреляли.
Дав открыл глаза. Сильвия стояла рядом и с нежностью смотрела на него.
– Я все время с тобой, – успокоила она. – Видишь, я превратилась в сиделку. На мне скромное белое платье и безупречно чистый передник. Я само воплощение ангельской кротости и нравственности.
Он засмеялся. Словно нож вонзился ему в ребра.
– Умоляю, только не смеши меня! Мне даже улыбаться трудно. Кто, черт возьми, стрелял в меня?
Читать дальше