Франциска Вульф: Заговор во Флоренции

В очереди перед ним шушукались и хихикали две молодые девушки, которые, судя по залатанной одежде и чепчикам на голове, были, скорее всего, кухарками. Одна из них, с прыщавым лицом, была косоглазая. Другая, напротив, была довольно хороша собой. Первая девушка робко улыбнулась Козимо, и он смущенно отвел от нее взгляд. Знай она, кто скрывался под жалким тряпьем сапожника, вряд ли посмела бы ему улыбаться. В лучшем случае потупила бы взгляд в его присутствии.

– Старый конюх в доме моего дяди рассказывал, что сам отец обращался к Арианне за советом. Говорят, она обладает прямо-таки чудодейственной силой, – шепнул Джакомо своему другу. – Испробуем зелье сразу? Какую из этих девок выбираешь?

Ухмыляясь, он отвел Козимо в сторону. Вот для чего они пришли сюда: с помощью приворотного зелья они хотели соблазнять девушек. Но Козимо не собирался проверять силу зелья на этой прыщавой кухарке. Нет, не для того он здесь. Он мечтает о Чиаре де Питти, черноволосой красавице, о Джулии Бицци, дочери банкира, у которой такие дивные глаза! Или о Джованне де Пацци, сводной сестре Джакомо. Правда, его друг пока не знает о его тайной страсти.

Кухарки исчезли в шатре колдуньи. Козимо занервничал. Руки его дрожали и потели, и он все время вытирал их о штаны. Что ожидает его там, в недрах этого шатра? Хотя он не привык подслушивать, но тут невольно навострил уши: что же происходит внутри шатра? Однако ему не удалось уловить ни слова – ни голосов девушек, ни слов предсказательницы, никаких других звуков. Эта убогая палатка с толстым занавесом вместо двери, казалось, удалена от окружающего мира.

Козимо так погрузился в свои мрачные мысли, что невольно вздрогнул, когда занавес открылся и обе девицы вышли из шатра. Они болтали и смеялись и выглядели точно так же, как прежде, лишь немного раскраснелись. Косоглазенькая еще раз бросила на него насмешливый и кокетливый взгляд, и обе быстро скрылись в торговых рядах. Конечно, прав был его отец, считая всевозможные предсказания и колдовство шарлатанством и вымогательством. И все-таки Козимо волновался. К волнению примешивалось щекочущее чувство: казалось, что за этой простой занавеской его ожидает настоящее чудо. В глубине души он сомневался в правоте отца.

– Входите же! Или собираетесь ждать, когда зайдет солнце?

Раздавшийся в глубине шатра голос звучал вовсе не загадочно, но и не враждебно, как можно было ожидать от ведьмы. Напротив, это был приветливый, призывный голос, словно они пришли в гости к родной тете, которая напекла к их приходу пирожков. А может, это просто маскировка? Может, под этой приветливостью скрывалось подлое коварство ведьмы, о котором они так много слышали в детстве? Козимо и Джакомо переглянулись, затем, ободряюще кивнув друг другу, откинули занавеску и решительно переступили порог шатра.

Все здесь было иначе, нежели представлялось Козимо. С деревянных балок, поддерживающих шатер, мирно свисали связки сушеных трав. На стенах в некоторых местах виднелись написанные синей краской символы, которые непосвященным и неграмотным людям, вероятно, казались таинственными магическими знаками. На самом же деле это были просто знаки зодиака и римские цифры. На двух низких ящиках, служивших столиками, стояло с полдюжины обычных свечей, какие встретишь в любом доме. Приятно пахло мятой и шалфеем. Сама колдунья, поджав ноги, сидела на низком табурете. На ней была обычная одежда. Никаких украшений. Ни черной кошки, ни вороны в шатре не было. На грудь гадалки свисала коса длинных светлых волос. Встреть ее Козимо на улице, он принял бы ее за простую крестьянку или прачку. Внешне ничто не выдавало в ней колдунью. К тому же колдунья была довольно молодой: примерно того же возраста, что они с Джакомо.

– Что привело вас ко мне? – спросила она.

– Я… мы… мы бы хотели, – забормотал Джакомо, не менее смущенный, чем Козимо, видом колдуньи.

– Нам нужно заключить одну сделку, – наконец выговорил Козимо, начиная раздражаться, но сразу же взял себя в руки. Он злился, что потерял время в ожидании очереди к колдунье, злился на собственную глупость, злился, что нервничал по столь ничтожному поводу. В глубине души он сознавал, что отец прав: на свете нет чудес. – Мне кажется, мы не туда попали. Прошу простить нас за вторжение и позвольте откланяться.