Симона Вилар: Светорада Золотая

Да и Игорь, поначалу лишь мельком взглянувший на юного перевозчика, стал приглядываться более внимательно. Прекраса решила: ничего, она ведь в штанах, поверх рубахи вышитая безрукавка, коса спрятана под войлочным колпаком. Однако Игорь вдруг заулыбался.

– Аи да реснички, аи да глазки! Да ты не девка ли часом, лодочник?

И прежде чем она успела руки от весел оторвать, он уже был рядом, снял колпак с ее головы и расхохотался.

– О, великий Перун! И кто это надоумил тебя, девица, такую красу от людей прятать?

И тут же стал обнимать, прижал к себе, потянулся губами к ее лицу, словно не замечая, что она отбивается. Лодка под ними закачалась, одно весло выпало из уключины, неводом опутало ноги.

И где у Прекрасы нашлись силы отпихнуть от себя такого крепкого и сильного парня? Может, испугалась, может, вспомнила, кем они друг другу приходятся. Да только едва объятия ослабли, как Прекраса со всей силой стукнула насильника веслом по голове. Крепко стукнула.

Потом, уже на берегу, самой же пришлось приводить его в чувство, смывать кровь со лба.

Похоже, Игорь все-таки понял, что девка эта не для него. Потому, когда очнулся, вел себя уже спокойнее и обиды не выказывал. Сказал только, что не простил бы ей Олег Вещий, если бы она его наследника насмерть веслом забила. Прекраса наварила на костре ухи и попотчевала молодого князя. Сама же болтала с ним не переставая, вопросы разные задавала, опасаясь, как бы он вновь приставать не начал. Даже если ей и хотелось этого, старая вражда родителей стояла между ними. Так ей тогда думалось. Проговорили они дотемна, а на вопрос Игоря, отчего она так неласкова с ним, Прекраса ответила, что честь рода блюдет и не хочет с первым встречным под куст ложиться, будь он хоть князем. И чем же она тогда так пленила Игоря, раз и на следующий день он пришел к тому месту на реке?

Тогда Прекраса впервые не рассказала о случившемся своим воспитателям волхвам. Да и волхвы оказались не так уж догадливы, раз не заметили, что с их подопечной творится. Она жадно вслушивалась в их речи о том, что Игорь-де, вместо того чтобы с дружиной в Новгород отправиться, остался в Пскове из-за негаданной любви к какой-то лесной красавице. Волхвам и на ум не пришло, что пленила молодого князя их воспитанница. Они Прекрасу все еще девчонкой малой считали, а никак не красавицей, способной увлечь сына убийцы Вадима Храброго. Она же, говоря всякий раз, что отправляется на охоту, прибегала на бережок, в условленное место, где они встречались с Игорем. Он рассказывал ей о Киеве, о далеких степях, где с дружиной вступал в схватки с хазарами, о своем воспитателе Вещем Олеге, который и щукой может плавать в воде, и волком рыскать по лесу, и ясным соколом взлетать в поднебесье, и оттого знает про все на свете. Прекраса же сообщала, где тут на болотах берут руду, из которой получают железо для доброго булата, где есть священные места, где волхвы-кудесники гадают о будущем. Молодым людям хорошо было вместе, весело и всегда находилось, о чем поговорить. Может, потому Прекраса и забыла, что перед ней сын врага, и однажды под вечер все же дозволила Игорю обнять ее, ласкать и целовать в покорно раскрывшиеся уста…

Сейчас, вспоминая о том времени, Ольга испытывала жгучую тоску. Тихо было в горнице, но не тихо в самом тереме. Откуда-то долетали голоса, шум учений на плацу детинца, рев трубы на капище Перуна, возвещавший, что настал полдень. Ольга давно отодвинула миски, сидела, опершись подбородком о сжатые кулачки и глядя на свое отражение в изогнутом щите Олега.

Да, тогда Игорь любил ее, она это чувствовала. Неужели теперь она стала хуже, чем в то жаркое лето, когда он все тянул с отъездом ради ее жарких объятий и поцелуев?

Ольга откинула от лица разметавшиеся пряди. Растрепанная, усталая, бледная, круги под глазами после бессонной ночи. И еще беременная. От последней мысли стало совсем горько. Кажется, радоваться бы надо, что Жива [12]позволила ей понести от милого. Но она помнила, как, узнав о ее беременности, Игорь стал замкнутым, торопливо ушел, не дав ей поспать, а потом велел всем вставать и начинать воинскую закалку. Помнила, как он смеялся над ней, нагруженной мешком с камнями, как даже Стемке не позволил помочь…

По щеке Ольги легкой щекоткой пробежала слеза, еще одна, а потом и вовсе слезы полились ручьем, орошая алое сукно на столешнице.

Вздрагивая от плача, она поднялась, зашагала из угла в угол. Когда за дверью раздались шаги и появилась девка-прислужница, Ольга, словно пугливый зверек, отскочила от двери, торопливо взобралась на высокие полати и затаилась за шторкой. И пока девка внизу шуршала веником, отодвигала скамьи в углах, Ольга, зная, что ее не видят, вновь погрузилась в воспоминания о том своем счастливом лете…