Адель Эшуорт - Зимний сад

– Надо мной будут смеяться. Я ведь француженка, а чтобы носить английский титул...

Как ни обоснованны были страхи Мадлен, для Томаса они ничего не значили.

Вздохнув, он перевел взгляд на пруд и проговорил:

– Мадлен, если ты выйдешь за меня замуж, ты будешь не какая-то абстрактная графиня, а моя жена, моя графиня, и не важно, что подумают люди. Откровенно говоря, мне даже приятно будет видеть, как, например, Пенелопа Беннингтон-Джонс будет приседать перед тобой в реверансе. Эта картинка лишь укрепит мою уверенность в том, что во вселенной все в порядке. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Хочу, чтобы мы с тобой были счастливы. Ничего большего я в жизни не хотел. – Томас посмотрел в полные слез глаза Мадлен. – Я люблю тебя, – страстно прошептал он, касаясь ладонью ее влажной щеки. – Я любил тебя так долго, что уже не помню то время, когда жил без любви к тебе. Так будет и впредь. И поскольку я так сильно тебя люблю, мне хочется сделать все, чтобы быть с тобой. Если не хочешь становиться английской графиней, я передам свой титул сыну с самыми наилучшими пожеланиями, а сам проживу до глубокой старости с тобой во Франции. Или в Америке. Или, скажем, в Турции. У меня есть деньги, Мадлен. Единственное, чего мне хочется, это быть с тобой, говорить с тобой, играть с тобой в шахматы и любить тебя всю свою жизнь. Все остальное не имеет значения.

– У меня будет от тебя ребенок, Томас.

Томасу потребовалось некоторое время, чтобы сказанное до него дошло, и когда наконец это случилось, он едва не расплакался перед Мадлен. Он смотрел на нее во все глаза, сердце стучало в груди как бешеное, в горле пересохло.

– Ты хочешь его? – прошептал он, зная, что, если она скажет «нет», это причинит ему острую боль, и в то же время понимая, что должен спросить. Должен знать правду.

Мадлен ласково ему улыбнулась сквозь слезы. Губы ее дрожали. Поцеловав его в ладонь и прямо глядя ему в глаза, она проговорила:

– Как я могу не хотеть и не любить его, если его подарил мне ты? Я чувствовала, что ты меня любишь, когда мы зачали этого ребенка. И даже если бы ты сегодня не приехал и не приехал вообще никогда, я бы всегда его нежно любила и бережно растила.

Томас был не в силах вымолвить ни слова. Он терял остатки самообладания. Мадлен прикоснулась к руке Томаса, которую он по-прежнему не отрывал от ее щеки.

– Я люблю тебя, – прошептала она. – Я знала это еще до того, как уехала из Уинтер-Гарден, но не знала почему. Мне потребовалось прожить без тебя все эти долгие недели, чтобы наконец понять, что я полюбила тебя не только за твою чуткую душу, ум и красоту, но и за то, что ты любишь меня. – В глазах ее вспыхнул огонь. – Еще никто и никогда не любил меня просто так, без причины, Томас, не принимал меня такой, какая я есть. А ты это сделал, и я ощущала твою любовь все время, пока находилась с тобой. И я не хочу лишиться этой любви.

О подобном признании Томас и мечтать не смел. Обняв Мадлен, он крепко прижал ее к своей груди, и она прильнула к нему. Солнце играло в ее волосах, пахнувших свежестью, и запах этот пробудил в его душе сладостные воспоминания и наполнил ее радостными, счастливыми надеждами.

– Я купил коттедж «Хоуп», Мэдди, – прошептал Томас, касаясь губами ее виска.

– Я так рада, – прошептала Мадлен в ответ. Несколько секунд спустя он пояснил:

– Знаешь, я не потому не хотел пускать тебя в туннель дома барона Ротбери, что считаю некомпетентной в нашем деле. Я не хотел, чтобы нас с тобой считали причастными к его аресту. Мне не хотелось, чтобы жители деревни узнали, что мы с тобой работаем на английское правительство, потому что я рассчитывал, что мы будем продолжать нашу деятельность, живя в Уинтер-Гарден долгие-долгие годы, в том самом маленьком коттедже, где ты в меня влюбилась. Мы бы играли с тобой в шахматы, занимались любовью на стареньком коричневом коврике перед камином, сидели на скамейке у озера, любуясь закатом.

– Скорее бы уж, – прошептала Мадлен, решив не спорить с ним. – И все-таки ты не сказал жителям Уинтер-Гарден о том, что ты граф, голубая кровь, – прибавила она. – Наверняка они удивятся, узнав об этом.

Томас улыбнулся, глядя на двух мальчишек и девчонку, не поделивших мяч.

– Не удивятся. Я уже долгие годы веду отшельнический образ жизни, Мэдди, и не сообщаю всем подряд о том, кто я такой. Граф может позволить себе подобную прихоть. Рано или поздно я откроюсь, а ты можешь этого не делать, по-прежнему оставаясь в глазах людей переводчицей, которую я нанял, чтобы переводить мои мемуары. Никто не узнает, что это неправда.