Стефани Блэйк: По воле судьбы

– Им можно только посочувствовать. Но ничего, потихоньку христианские миссионеры развеют все эти детские предрассудки.

Тондлон в сомнении покачал головой:

– Не знаю, сэр. Каково было бы вам, если бы полчища китайских миссионеров наводнили Европу и Америку и принялись бы глумиться над вашей Библией и вашим Богом, Его Сыном и Святым Духом, называя их дикарскими суевериями?

Люк как-то не обратил внимания на то, какое направление начинает принимать их беседа.

– Послушай, Тондлон, я приехал в Макао отнюдь не для того, чтобы вести теологические дискуссии с такими, как ты.

Китаец бросил на юношу многозначительный взгляд:

– С такими, как я, сэр?

Люк густо покраснел.

– Ради Бога, извини, Тондлон! Я не имел в виду то, о чем ты подумал.

– О, конечно, нет, сэр.

Люк открыл было рот, но тут же закрыл его и промолчал. «Да этот желтый оборванец насмехается надо мной!» – подумал он.

Чтобы сменить тему, Люк достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку и принялся ее листать, пока не отыскал нужную запись. Он протянул открытую страничку Тондлону:

– Ты знаешь, где находится представительство верховного комиссара Британии? Вот его адрес.

– Я прекрасно знаю, где это. Прошу вас, следуйте за мной, сэр. Воспользуемся благоприятным случаем и совершим небольшую экскурсию по Макао.

В голосе своего провожатого Люк снова уловил скрытый сарказм, и ему это не понравилось.

Как только стало ясно, что Тондлон будет опекать Люка, толпа в мгновение ока рассеялась, чтобы изводить других пассажиров, продолжавших высаживаться с корабля на пристань.

– Ну что ж, сэр, позвольте ваш багаж. – Тондлон подхватил тяжеленный саквояж, одним плавным движением водрузил его себе на голову и величаво зашагал по узкой, запруженной народом улочке, придерживая массивную ношу одним лишь указательным пальцем.

Рассмеявшись, Люк заторопился следом:

– Замечательно! Сомневаюсь, что смог бы протащить его на голове хотя бы сто футов.

– Между прочим, вы у себя на Западе, несмотря на все деловые и культурные достижения, все еще не можете решить многие проблемы повседневной жизни.

Люк все сильнее поражался многосторонности знаний этого жителя Востока и его совершенному владению английским языком. Правда, время от времени, то ли обдуманно, то ли случайно, он вдруг переходил на ломаную английскую речь, что, собственно, и должен был ждать от него всякий заезжий европеец.

Какое-то время они шли молча, а затем Тондлон остановился перед входом в почерневший от пыли и сажи сомнительного вида дом без единого окна в глинобитных стенах.

– Это место стоит того, чтобы сюда заглянуть, сэр. Пойдемте.

Они вошли, и после яркого солнечного света Люк на какое-то время просто-напросто ослеп. Вскоре глаза его привыкли к царившей внутри полутьме, и он разглядел, что они находятся в длинной, узкой комнате с тянущимися вдоль обеих стен ярусами узких деревянных нар. То там, то здесь неверным светом мигали горящие свечи или масляные лампы. На нарах вповалку лежали мужчины, женщины, дети, и сперва Люку показалось, что все спят – так неподвижно они лежали.

Тондлон взял свечу и поднес ее поближе к одному из лежащих. Это был дряхлый, истощенный старик китаец. Лежал он на таком омерзительно грязном и изодранном тряпье, что в далекой Америке ни одна хоть немного уважающая себя кошка или собака и близко бы не подошла к такой постели. Люк в ужасе смотрел на распростертый перед ним в буквальном смысле слова скелет, обтянутый пергаментной, иссохшей кожей.

Юноша поймал взгляд старика и почувствовал, как у него на голове шевелятся волосы. Глаза живой мумии были полны такой неизбывной боли, ужаса, отчаяния и безнадежности, что не привидится и в самом страшном ночном кошмаре.

– Уйдем отсюда!.. – прерывающимся и вдруг охрипшим голосом выговорил Люк и заспешил к выходу.

Вытащив из нагрудного кармана пиджака носовой платок, он прижал его к носу и рту, чтобы хоть как-нибудь защититься от невыносимой вони испражнений, мочи, блевотины и какого-то тошнотворно сладковатого незнакомого запаха, который он счел за опиум. Тондлон подтвердил его догадку.

– Наследство, доставшееся нам от белых братьев, что живут за дальними морями, – бесстрастно заметил он.

Люк промолчал, и они двинулись дальше. Пройдя примерно четверть мили, Тондлон повернул налево и минут через десять вывел Люка на городскую площадь. В глаза юноше бросилась царившая вокруг оживленная суета. В центре площади возвышался деревянный помост, вокруг которого с едва скрываемым нетерпением слонялись люди. Они громко переговаривались друг с другом и смеялись в явном предвкушении предстоящего развлечения.