Натали Питерс: Маскарад

Фоска оборвала Алессандро:

– Они мои друзья. И тот, и другой. К тому же граф Флабонико – дворянин! А кому не известно, что синьор Бенелли – прекрасный певец! Я считаю для себя большой честью выступать вместе с ним на одних подмостках. Что в этом предосудительного? К тому же на мне была маска и карнавальный костюм, и я даже не пела, не танцевала, не произнесла ни слова. Исполняла роль богини Луны. Было удивительно весело, и никому даже в голову не могло прийти, что то была я!

– Идиотские трюки! Дикое поведение! – возмущался Алессандро. – Вам чуждо чувство стыда, синьора? Вы хотите произвести сенсацию? Скандал? Черт подери! Что, в нашем городе и без того мало непристойности и аморальности? Почему дочери из благородных семей подают тошнотворный пример, подтверждающий наше вырождение? Если не хотите покончить с вашими дикими выходками ради меня, то подумайте о вашем отце и о том, как вы огорчили бы его. Задумайтесь о добром имени вашей семьи. Умоляю вас, одумайтесь!

Она сверкнула глазами.

– Для меня внове, синьор, слышать ваши рассуждения об общественной морали. Очень жаль, что вы не заботились о чести моего отца при его жизни!.. – Ее грудь вздымалась. Она была готова вот-вот дать выход своему гневу, но ей все же удалось сдержаться. Она вернулась к своему прежнему легкомысленному тону. – Полагаю, синьор, вы преувеличиваете серьезность инцидента. Во время карнавала все надевают маски. Даже дожи. Даже нищие! Это время для развлечений, время совершать глупости. Уверена, моему отцу понравилась бы эта шутка! Он всегда недолюбливал старика Моросини и посчитал бы весьма забавным то, что его юная жена вскружила ему голову.

– Я с вами не согласен. Он ни за что не одобрил бы ваше появление в столь отвратительном виде!

– Так, значит, вас раздражает мой наряд! Неужели вы считаете его таким уж непривлекательным? В маске и плаще, я могу заверить вас, меня никто не признал.

– Возможно, и так. Но все наверняка догадались, что одним из участников проделки был Джакомо Сельво. Только у него настолько дурной вкус, чтобы сочетать розовый шелк с зеленой парчой. – Алессандро передернуло от отвращения. – Он выглядел попугаем!

Фоска рассмеялась.

– Но это никак не бросает тень на меня!

– Вы так думаете? Он и Валир – ваши постоянные компаньоны. Какой из этого вывод? Кто же поверит, что они осуществили свою затею, даже не поставив вас в известность? Держу пари, что все это была ваша идея, и ни у одного из них не хватило мужества отказать вам. – Алессандро довольно хмыкнул. – Во всяком случае, этот еврей-портной больше не заговорит. Фоска уставилась на мужа:

– Что вы имеете в виду? Вы не… убили его?

– Конечно, нет. Но он немедленно уедет из Венеции к своим родственникам в Триесте. У нас станет на одного смутьяна меньше…

– Не верю, – сказала медленно, покачав головой, Фоска. – Не могу поверить, что из-за такой глупости вы изгоните из Венеции этого бедного человека.

– Я уже сделал это, ибо не хочу, чтобы кто-нибудь раскрыл личности этих негодяев. Разве не ясно? Кроме того, я уведомил синьоров Сельво и Валира, что считаю непростительным их участие в этом деле и что если ваша роль в нем станет известна или если до меня дойдут сведения о каких-нибудь других аналогичных поступках, то я запрещу им посещать наш дом.

Фоска быстро поднялась.

– Вы осмелитесь?.. – Ее глаза метали искры. – Осмелитесь закрыть перед ними дверь?.. Но они мои, а не ваши друзья. Вы не имеете права запрещать мне встречаться с ними! – Самообладание покинуло ее. Оскорбленная, возмущенная, она была готова расплакаться.

Алессандро Лоредан приблизился к ней и заговорил твердо, но отнюдь не грубо:

– Оба они знатного происхождения, и им следовало бы понимать, что подобного рода эскападами непозволительно компрометировать женщину и ее имя. Они несут ответственность перед вами и передо мной и отдают себе отчет в этом. Я не мог ожидать приличного поведения со стороны этого идиота Сельво, но юному Валиру не пристало вести себя подобным образом, и он в разговоре со мной согласился с такой точкой зрения. Я взял с них слово, что они сохранят этот эпизод в тайне и в будущем дважды подумают, прежде чем позволить вам пойти на поводу ваших безумных желаний.

Фоска впилась ногтями в ладони. Она смотрела на мужа. Ее глаза сверкали, голос дрожал.

– Вы запрещаете моим друзьям посещать меня. Изгоняете из Венеции невинного человека только за то, что он выполнил мою просьбу. Если я для вас такая обуза, не проще ли запереть меня? Или поместить в монастырь?