Элоиза Джеймс - Вкус блаженства

Впрочем, теперь той жизни пришел конец. Сильви была девственницей в том, что касалось телесных утех, хотя и разделяла отношение французов к постели. Со своим очаровательным французским акцентом она говорила ему о том, что едва ли его ждет счастье в спальне. Это были наивные слова, хотя Мейн никогда не подумал бы, что его умная и безупречно воспитанная невеста могла их употребить.

Теперь он любовался линией щеки Сильви, ее острым подбородком, изящными пальчиками, в которых она держала молитвенник, и его омывали волны радости. Конечно же, она принесет ему счастье! Как ни мало она знала о желании, даже эта ее невинность делала его счастливым.

– Не правда ли, в этом есть ирония? – спросил он Рейфа накануне. – Вот я с моей репутацией...

– С репутацией человека, семя которого благословил сам дьявол, чтобы он мог украшать рогами незадачливых мужей, – прокомментировал Рейф.

– Прекрати! Лучше объясни, как при всем этом Сильви де ла Бродери соглашается выйти за меня.

– Целомудренная богиня может вообще не обращать внимания на чью-либо репутацию.

Внезапно Мейн вспомнил, что невеста Рейфа Имоджин едва ли пользовалась репутацией белой голубицы.

– Что ж, я нахожу некоторое циническое удовлетворение в том, что репутация Сильви безупречна.

– Подозреваю, что весь Лондон недоумевает по этому поводу, как и ты. Точнее, недоумевал бы, если бы ты не был так чертовски красив.

– Нравственность Сильви не могла бы поколебать такая малость, как красивая внешность.

– Слава Богу, и Имоджин тоже, – сказал Рейф и скорчил гримасу.

– Но ты не так уж плох теперь, когда расстался со своим брюшком.

– Зато я никогда не буду «светской штучкой», а вот ты выглядишь как светский лев, Мейн. Думаю, поэтому Сильви и приняла тебя. К тому же ты очень похож на француза, честное слово!

Мейн усмехнулся. Конечно же, Сильви полюбила его за характер, за нежность к ней, за страсть, которую он всегда держал в узде. Он опустился перед ней на одно колено и предложил ей кольцо с изумрудом, принадлежавшее его семье много лет и переходившее из поколения в поколение. Тогда она сказала «да». «Да»!

Впрочем, вряд ли стоило бахвалиться даже перед ближайшим другом той привязанностью, которую питала к нему Сильви. О таких чувствах не говорят вслух. Сильви была аристократкой от кончиков изящных, обтянутых перчатками пальчиков до украшенных драгоценными камнями каблучков туфелек. Дочь маркиза де Кариба, счастливо сохранившего голову и свои владения, когда в Париже шла резня, не унизила бы ни себя, ни его наивным любовным сюсюканьем. Он ее любил, и она это знала, а поэтому приняла его предложение, лишь слегка кивнув, как ей и полагалось.

Если она чувствовала на себе его взгляд, то поднимала глаза и улыбалась. Все в ее лице было безупречно – от прелестно очерченных бровей вразлет до высоких скул.

– Перестаньте смотреть на меня так! – шептала она ему своим обворожительным голосом. – От этого я чувствую себя странно...

Мейн улыбался ей.

– Дорогая, – говорил он, склоняясь к ее ушку и вздыхая, – я и хочу, чтобы вы чувствовали себя странно.

Сильви слегка хмурилась, будто осуждая его, и возвращалась к молитвеннику или другому важному занятию.

Когда у алтаря Имоджин посмотрела на жениха и отчетливо произнесла: «Я беру его в мужья», – каждая линия тела Рейфа выразила облегчение. Он наклонился и поцеловал невесту, не обращая внимания на епископа, все еще продолжавшего бубнить что-то.

Мейн усмехнулся. Это было так похоже на Рейфа. До самой последней минуты он беспокоился: а вдруг Имоджин поймет, что совершила никуда не годную сделку?

– Зачем ей выходить за меня замуж? – спрашивал Рейф накануне свадьбы. – Господи, в такие минуты, как эта, мне очень хочется выпить.

– Боюсь, ты тогда не ограничишься одним бокалом. – Мейн прищурился. – В иных обстоятельствах я бы решил, что Имоджин слепа или просто отчаялась, но она не обнаруживает признаков слабоумия, не говоря уже о том, что ее считают одной из красивейших молодых вдов в нашем отечестве. На основании всего вышесказанного я могу заключить, что она просто потеряла голову.

Рейф не обратил внимания на слова друга.

– Она говорит, что любит меня.

– Тогда скорее она все же тронулась умом, – беззаботно сказал Мейн, желая придать их разговору легкий шутливый тон. – Возможно, она выбрала тебя из-за титула и хочет стать герцогиней. По правде говоря, я почти уверен, что Имоджин что-то говорила мне на этот счет. Разве я когда-то не собирался на ней жениться? Увы, быть герцогиней лучше, чем графиней.